Мародер

— Что должно быть? — хмуро поинтересовался я.

— То, чего не миновать! — внезапно развеселился таймстебль и этим окончательно испортил мне настроение. Что это они с Ваней-«небожителем» меня загадками кормят?

— И как к этому относятся в службе стабилизации? — хмуро поинтересовался я.

— А как, по-вашему, мы должны относиться к хроноадаптации, если она не нарушает целостности потока времени, а, наоборот, сглаживает флуктуационный след хронера до нулевой отметки?

— Неужели никак?

— Именно! — расцвел Воронцов неискренней улыбкой, и я насторожился. Очень хотелось послать его подальше, но вовремя одумался. Взял шпажку и принялся сосредоточенно жевать. Люля-кебаб был уже холодным, и бараний жир неприятно застывал на губax, будто слизь с пальца постанта.

— В таком случае, что вас ко мне привело? — спросил я, тщательно промокая рот салфеткой. Почему-то казалось, что жир скопился в уголках губ, как слизь в закисших глазах таймстебля.

— Эх, Егор Николаевич, Егор Николаевич… — притворно вздохнул он. — Я надеялся, вы человек разумный…

— Я не только разумный, но и умный, — небрежно отбрил я, отодвинул тарелку с остывшим люля-кебабом и вылил в бокал остатки пива. — И не стесняюсь это показывать.

— Не сказал бы, — категорически не согласился Воронцов жестким тоном, почувствовав, что я перехватываю инициативу.

— Это еще почему? — прищурился я и отхлебнул из бокала.

— Пока вы были обыкновенным пиллиджером, то вели себя тише воды, ниже травы. Образец законопослушного хронера, хоть иконы рисуй…

— А сейчас, выходит, не обыкновенный? — вставил я.

Таймстебль посмотрел на меня холодным, долгим взглядом, и я почувствовал, что он готов удавить меня, если бы не… Если бы что? Знать бы, чего именно они все от меня хотят, тогда бы я… И что бы тогда я? Замкнутый круг.

— А сейчас вы напоминаете самоубийцу. Перестали отслеживать текущие события, корректировать свои действия в соответствии с законами службы стабилизации, лезете на рожон…

— Не понял?! — вновь перебил я. — Что значит — не корректирую свои действия? По-моему, настолько корректирую, что, как сами изволили заметить, на меня снизошла благодать… То есть хроноадаптация.

Я смотрел на таймстебля с ехидным прищуром, чувствовал, как внутри у него кипит, но внешне он не подавал признаков раздражения.

Воронцов не ответил на мой вопрос и тихо, вкрадчиво, будто не упрекал, а журил, спросил:

— Зачем вы ввязываетесь в склоку с местным криминалитетом?

— Каким еще криминалитетом?

— Этим, — кивнул Воронцов в сторону избушки с курьими ногами.

Я посмотрел. В открытом окне маячил Оганез, но глядел он не в нашу сторону, а в сторону двери, будто разговаривал с кем-то вошедшим в избушку.

— Считаете, они опасны? — понизил я голос, но в то же время постарался придать тону издевательские интонации.

Воронцов хмыкнул и покачал головой. Трудно ему давалось самообладание, но срываться на мне он почему-то не хотел.

— Вы хорошо рассмотрели Оганеза?

— А что на него смотреть? Что я, поваров не видел?

— И все-таки рекомендую приглядеться повнимательнее.

Я пожал плечами и снова посмотрел на окно избушки. Оганез стоял в той же позе, и рот его был так же приоткрыт. Долго он фразу тянет — когда со мной разговаривал, я не заметил, что он заика.

— Любопытно, не правда ли? — сказал Воронцов. Он сидел спиной к избушке и не сводил с меня взгляда. Что он там во мне разглядел — не знаю, но определенно не то, о чем я думал.

— Рекомендую подойти ближе, — посоветовал он.

Я скривился, пожал плечами, но, поглядев на бутылку с остатками теплого пива, встал и направился к избушке.

За дверью, отпрянув в угол и закрываясь руками, будто его собирались бить, застыл в нуль-времени официант Лева. Оганеза же экспозиция нуль-времени запечатлела в тот момент, когда он обернулся на шум в дверях. На его лице не было ни страха, ни удивления, только недовольство — он так и не понял, что с ним произошло.

А я-то думал, что никто, кроме меня, мои проблемы решать не будет… Подойдя к морозильнику, я вынул бутылку «Жигулевского» и вернулся к столику.

— Вижу, увиденное не произвело впечатления, — разочарованно заметил таймстебль.

Я сел, откупорил бутылку, налил в бокал пива.

— Холодненького по такой жаре не желаете? — предложил я.

Воронцов содрогнулся, отодвинулся от стола, но промолчал. Помнит, гад, как мне ржавую плесень предлагал. Долг платежом красен… Впрочем, при первом знакомстве я ему красную икру предлагал, так что два — один в мою пользу.

— Полагаете, я бы не справился с двумя наркоторговцами? — пренебрежительно сказал я и залпом опрокинул в себя бокал. В кафе никого не было, а стесняться своих тамошних привычек перед таймстеблем я не собирался.

— У Оганеза помповое ружье, — сказал Воронцов.

— Да неужели? Вы еще, как давеча, плату потребуйте за спасение моей жизни.