Мародер. Каратель

— Вот. Я к чему говорю — вот скажешь, надо мне три базар разогнать, а чё они тебе скажут, неизвестно.

— Ну чё, Магомедыч, когда съездим?

— Хе, съездим. Сначала сходим. Тут у нас живет один ихний, сначала к нему зайдём. Ты ему всё доложишь, и идите домой. Следший раз придёте, он скажет, как чё. Пошли, сразу дело сделаем.

— Пошли, в самом деле, чё тянуть. Кирюх, ты посиди, покушай, мы щас. 

Глава 6

Ахмет с Магомедычем брели по темной улочке Веникова, слегка заносясь на поворотах — из головы коньяк давно уж вылетел, а в ногах малость подзадержался.

— Слышь, Магомедыч. А этот, к кому идем, он кто вообще?

— Да просто дед старый, не в себе малость, но тихий, веселый. Абдулло его зовут. Как я сюда приехал, он всё на агростанции дворником работал, потом больниц сторожил.

— А к этим какое отношение имеет?

— Да не разбери-поймешь. Они его жалеют, что ли, что он тронутый, не знаю. Но с ним только дела имеют, ни с кем больше. Раньше к нему ещё родственники какие-то ездили, чужие, не наши, ещё до Горбачева, а теперь один совсем. Я так присматривался, они его, похоже, посылают, эти-то. Ну, по своим делам каким-то. Помню, еду на мотоцикле, по службе, а он идет. То оттуда, то отсюда. Ну, остановлюсь, подвезу. И то, когда сядет, когда нет. Говорю же, со странностями он. Но безобидный, оланнар [118]всегда какую-нибудь игрушку сделает, они играют, и он с ними.

— А он поймет, чё мне надо-то?

— Не знаю, честн скажу. Но его дело маленькое, доложить, я так понимаю. Ну, ты веди себя вежливо, и не дергайся, если чё даст — бери, отнекиваться не вздумай. Он мне чё давал, я ничё не выкинул, так и лежит.

— А чё давал?

— Да когда чё. То листок из тафсир [119]выдернет, сложит и в карман сунет, то открытку старую с первым маем, то однажды игрушку, на какие елк вешают, дал. Один раз хлеб вынес, тыкает — ешь давай, и стоял, пока я не съел, сердилс. В общем, ты не удивляйся, если чудить начнет.

— Да мне-то чё, пусть чудит. Лишь бы дело сделалось.

Наконец, Магомедыч показал на дом старика Абдулло. В нескольких домах от края деревни, в роще тополей, стоял среднего размера пятистенок, довольно опрятный — вопреки ожиданиям Ахмета, ожидавшего увидеть развалюху. Стаек, [120]гаража, сараев нет — одна чёрная от времени баня да ухоженный огород за проволочным забором. Покрышка «беларуськина» вкопана, типа клумба, сравнительно ровная поленница, несколько кустов сирени под окнами. Перед воротами свежая щепа — похоже, недавно дрова пилили. Магомедыч крикнул через забор:

— Абдулло абый! Здравствуй, как сам? Гостя вот к тебе привел, из города! Собаку привяжи там!

— Э-э, Исмаил пришел! Бишенче [121]привёл? (здесь и далее диалоги будут даны в переводе, во избежание раздувания файла со сносками)

— Кого-кого? Гостя, говорю, привел! Из города!

За забором зазвенела цепь, опрокинулась миска, хозяин укоризненно пробормотал что-то дрожащим стариковским тенором.

— Привязал?

— Привязал, привязал, заходьте.

Магомедыч сунул руку вглубь щели над калиткой, пошуровал — открылось, махнул — заходи первый, мне, мол, закрывать ещё. Ахмет ступил на двор, посторонился, пропуская Магомедыча. Его взгляд тут же зацепило что-то до боли знакомое — Ахмет присмотрелся, ёпть! Да это же тот «Москвич»! Только без колес, и облез-то как, куры в нём лазают…

Вспомнилось — как покупал картошку у владельца этого мастодонта на рынке за КПП. Картошка ещё симпатичная такая была, в разнокалиберных вёдрах. Взял одно, опрокинул в сумку, рассчитался, а продавец — вот этот самый башкир, точно, раз такой — рукой машет, типа иди сюда. Пока Ахмет обходил старый небесно-голубой «москвичонок», башкир уже рылся в багажнике, так же без выражения поглядывая на него, городского хомяка, неуклюже скачущего через особенно жидкие места. Достал маленькую «сиську», внутри — какая-то мутная хрень, чуток меньше половины, суёт — Ахмет взял как автомат, во сне так бывает. Открутил пробку, нюхнул. Пахнуло мерзостью какой-то пресной. Ахмет затормозил, неприязненно глядя на «сиську» с этой отравой. Башкир этот пялится нехорошо как-то, поторапливает — «аша-аша-аша». Сразу реакция — какого хрена я бурду эту ашать должен, чего этому надо, сразу вспомнилось, как его в Домодедово пыталась цыганка гипнотизировать и прочая мешанина на эту тему, вплоть до дурацких статей в «Аргументах»… Но это всё так, фоном. Под фоном же — он даже не слишком удивлен был, эдакое фундаментальнейшее ощущение «правильности» происходящего, какой-то огромности, только хрен поймешь, к чему эта «огромность» относится, и — совершенно отчётливо — понимание свободы выбора. В этот момент он абсолютно точно знал, что с ним ничего «плохого» не случится, выпьет он это дерьмо или нет. Ему даже показалось, что он видит свои будушие жизни в том и другом случае, и что эти жизни его вполне устраивают. Потом, конечно, было ощущение, что с видением этих самых вариантов нечисто — он вполне мог допридумать это постфактум.