Время словно встало. Я видел, как летит мне в лицо кулак со сбитыми огрубевшими костяшками, но летит слишком медленно. Небольшой шаг в сторону, пропустить кулак мимо лица, пригнуться, ударить, коротко не слишком сильно, в ребра. Отскочить. Князь потер ушибленное ребро, улыбнулся, подмигнул мне и снова атаковал. На этот раз он действовал более осмотрительно. Бросив вперед кулак правой руки, отвлекая мое внимание, он нанес удар левой, снизу в челюсть. Отбить я не сумел, хотя и пытался. Зубы звонко клацнули, едва не откусив кончик языка. Меня развернуло, князь ударил в спину, чуть ниже ребер. Я охнул и осел. Он подскочил сзади, его руки прошли под моими, ладонь уперлась в затылок, он потянул, но я врезал ему пяткой в стопу. Хватка ослабла, я развернулся, вцепился руками ему в волосы и врезал головой. Не знаю, было ли ему больно, мне было точно. В глазах потемнело, я зашатался, ухватился рукой за стену и сполз на пол.
Князь навис надо мной, потер кулак, вытер капельку крови с разбитой губы, улыбнулся и протянул руку.
— Достаточно. Я видел все, что хотел.
Он помог мне подняться, отправил в угол, а сам подошел к Елизару. О чем они шептались, я не слышал, но Елизар кивал и все больше расплывался в довольной улыбке.
— Обряд проведем завтра, — князь поднялся, посмотрел на меня. — Елизар тебе все объяснит, я лишь скажу, что клятва, которую ты принесешь завтра, свяжет тебя и нас узами, сильнее родственных. Не смей преступать ее, иначе смерть станет для тебя благом.
— Новый рабский ошейник, — усмехнулся я, понимаю, что сменю один на другой.
— Нет, — в один голос сказали князь и Елизар, а последний продолжил. — Не ошейник и не рабский. Ты будешь свободен. Ты сможешь уйти, когда захочешь, единственное условие, помогать членам семьи, когда им будет нужна помощь и не вредить семье ни словом, ни делом. В остальном же, твоя жизнь будет полностью принадлежать тебе. Ты станешь равным с нашими людьми и отчасти с нами. Да, первое время ты будешь слугой, но быть слугой не то же самое что быть рабом. А в будущем как знать, может быть, ты встанешь в один ряд с самим князем.
— Обряд завтра утром, — вздохнул князь. — Объясни нашему новому другу, что будет от него требоваться. Когда вернется Данкан, отдай парня ему. Пусть к разуму добавится тело. Данкан знает, что делать. А сейчас, друг мой, распорядись на счет ужина для нас двоих и пусть приготовят мне постель. И прикажи затопить баню.
Елизар кивал на каждое слово князя. Я улыбался. В один ряд с князем может быть и можно встать, но стоять князь будет на подставке. Как ни старайся, но он всегда будет хотя бы на волосок, но выше тебя. Такова природа вещей. Такой порядок.
— Ты не сказал ему, — сказал я, когда князь вышел.
— О чем? О том, что ты носишь в себе? Нет. Не сказал, и не скажу. Есть такая поговорка: где знают двое, знает и свинья. Нас с тобой и без того двое и я не хочу, чтобы это выплыло наружу. Он узнает. Узнает в свое время. Сейчас же будет куда полезней, если кроме тебя и меня не будет знать никто. Для твоего же блага, для его блага, для блага семьи Грачевых. Демоны, — он всплеснул руками. — Имя! Я же забыл сказать князю, чтобы он придумал какое имя тебе дать!
Уже в убегающую спину спросил, как зовут князя, но Елизар не ответил.
Глава 10
Меня подняли задолго до рассвета. Предупредили, чтобы молчал. И не просто молчал, а не произносил ни звука. Даже не мычал.
Умыли, обтерли полотенцами, пропитанными какими-то сильно пахнущими травами, одели в чистую иссиня-черную рубаху до пят, накинули на голову капюшон. Напомнили, чтобы молчал и тут же завязали рот черной тряпкой. На плечи легли деревянные колодки, изображающие птичьи когти. На шее защелкнулся тугой ошейник, на глазах затянулась черная непроницаемая повязка. Я люблю темноту, но я хотел видеть, что происходит вокруг. Или хотя бы слышать, но Елизар шепотом пообещал, что все будет хорошо и воткнул мне что-то в уши. Слышать я тоже перестал. Я стоял ничего не видя, не слыша, лишь частично понимая, что происходит и во мне, смешиваясь в причудливый и очень опасный коктейль, закипали ярость, страх и адреналин. Но приготовиться ему не дали. Кто-то взял меня за руку и повел куда-то. Я не пытался определить ни время, ни расстояние, ни направление куда иду. Я просто шел, сжимая в ладони тонкую руку в бархатной перчатке и это было странно, но приятно. Приятно настолько, что я расстроился, когда меня отпустили.