Мародёр (СИ)

— А можно это снять? — я прикоснулся к мешающему дышать обручу на шее. — Очень уж он кое-что напоминает, а я, вроде как, вольный человек.

— Конечно! — Елизар едва заметно покраснел. — Я об этом не подумал.

— Ты забыл еще кое о чем, — сказал я, когда он с помощью мальчишки расстегнул обруч и снял колодки.

— О чем? — нахмурился он.

— Имя, — пожал я плечами.

— Имя! — он хлопнул себя по лбу и умчался, не забыв при этом приказать мальчишке сопроводить меня до комнаты.

Князь нареку меня Михеем. Елизар рассказал, что имя это принадлежало прадеду князя, при котором клан Грачей прославился на всю империю. Тогда они были сильны, их воины стояли на страже столичных врат, а сам Михей был вхож в покои императора без доклада. Жаль, но деду нынешнего князя не удалось не то, что приумножить власть и силу, но даже ее сохранить. А отец и вовсе попал в опалу, за участие в заговоре. Ему удалось откупиться, вывести и себя и семью из-под удара, но доверие императора к Грачам было утрачено окончательно. Теперь все что у них осталось это фамильный замок Дол, и небольшой кусок не самой плодородной земли. Однако их воины ценятся в империи до сих пор. Это и позволяет нынешнему князю не прекращать попытки вернуться хотя бы в малый совет. Потому и проводит он больше времени в столице, чем в Доле.

— Гордись этим именем. Князь не просто так тебе его дал, — сказал Елизар и это был лишь первый, малый экскурс в историю клана и страны в целом.

Через два дня в Дол вернулся Данкан. Ему поручили обучить меня владеть оружием, и откладывать он не стал, так и явился ко мне в покрытой дорожной пылью одежде. Он не был доволен тем, что вынужден стать мне нянькой, о чем и заявил, предупредив, что учитель он плохой, и я скорей всего буду желать смерти и ему и самому себе. И он оказался прав. Демоны, как же он был прав!

Следующие два месяца мой день начинался с ведра ледяной воды выплеснутой в лицо. Данкан не отличался изобретательностью, и пока этот способ побудки работал, менять его он не собирался. Но это касалось только побудки, во всем остальном, Данкан был тем еще выдумщиком. Он загонял меня на плац и вытягивал из меня последние жилы еще до обеда, заставляя бегать, прыгать, отжиматься, таскать тяжелые кули с песком, перекладывать их с места на место, бегать с ними на плечах. Каждый день он придумывал все новые способы использования кулей. Сам же в это время сидел на бочке или прямо на траве и с отсутствующим видом наблюдал, как я корячусь. Ровно в полдень он, молча, поднимался и шел на кухню. Я полз за ним. После обеда мне полагался небольшой отдых, а затем за меня принимался Елизар. Он научил меня читать и писать, он погрузил меня в историю мира, империи и клана Грачевых, от которого сейчас остались лишь жалкие шесть семей. Общим счетом едва доходя до двадцати тысяч человек. Ближе к вечеру за мной заходил Данкан. Привалившись к стене, он терпеливо ждал, когда Елизар закончит урок и пинком гнал меня на плац, успев придумать новые способы пытки. Которые и испытывал на мне, пока плац не погружался во тьму ночи. Лишь когда становилось совсем темно, он разрешал мне смыть пот и отправиться спать. А утром все повторялось сначала.

Я невзлюбил Данкана. Не потому, что он был сволочью, и не потому, что он измывался надо мной, раз за разом, наказывая за невыполнение упражнений. Но слушать Елизара мне было куда интересней и гораздо полезней.

Пока Данкан выматывал мои мышцы, Елизар учил Сути и обращению с ней.

Знакомый, леденящий душу, вызывающий не самые приятные воспоминания, стрекот я узнал сразу. Богиня не появлялась с той ночи в лагере рабов, и я погруженный в бесконечную пытку учения начал о ней забывать. Она же обо мне не забыла. Я открыл глаза. Демонов ей в печенку! Я же только уснул. Данкан вытащил из меня все силы. Я помню, как доплелся до комнаты, помню, как бросил пропитанную потом и кровью рубаху на пол, но как уснул, не помню. Наверное, никак, раз сейчас я стою посреди огромного зала с пустым троном и наслаждаюсь стрекотом пауков за спиной. Медленно повернувшись, я уставился в шесть красных глаз плотоядно глядящих на меня.

Паук приподнялся, вытянул ко мне морду. Жвалы открылись, в черном провале рта появилась липкая кашица.

— Пошел прочь! — я оттолкнул тварь.

Паук захлопнул жвалы, и я был готов поклясться, что теперь его глаза смотрели на меня с удивлением.

— Давай! — я махнул рукой — Давай, стучи лапами отсюда! Ну! — я чуть придвинулся, наклонился, сжал кулаки.

Паук поднял передние лапы, застрекотал угрожающе, но на шаг отступил.

— Хочешь подраться? — я придвинулся еще ближе. — Давай! Обещаю, больно бить не буду!

— Не трогай милое создание! — раздался сзади насмешливый женский голос.

— Ты ему или мне? — не поворачиваясь, спросил я.

— Да вам обоим! — хрипло и устало засмеялась богиня.

Я повернулся. Бледная, седая, осунувшаяся, с трясущимися руками богиня сидела на троне, устало опустив голову на упертую в подлокотник руку. Но тонкие ее губы растянуты в улыбке. Горькой, болезненной, но улыбке.