Мародёр (СИ)

Вздохнул зацепил обломок паучьей лапы с острым наконечником. Бросил. Попал! Попал отлично, хитиновый шип вошёл прямиком меж разведенных в стороны жвал, воткнулся во что-то мягкое и закачался. Паук даже не дернулся. Ну вроде помер.

Я откинулся на стену и закрыл глаза. Разом накатили усталость и боль. Я ощущал каждый кусочек своего тела и каждый кусочек его болел. Особенно те, которые сейчас пострадали от шипов на спине паука. Вот ведь твари, кровь ядовитая, слюна ядовитая, на лапах и шипах яд. И как сами себя не потравили.

Да и демоны с ними. Сейчас приду в себя, отдохну немного, отдышусь и пойду в Дол доклады докладывать. Птички словно сошли с ума, орут чего-то истерят, летают возле меня, обдавая ветром от взмахов крыльев, едва не касаясь меня ими. Я открыл глаза, взглянул на склеп, полностью заполненный кучками летающих птиц. Они метались по залу, и я не понимал, как они не сталкиваются друг с другом. У них было пиршество. Они хватали тела мертвых пауков и утаскивали из наверх, под потолок. Странно, но сверху не падало ничего. Ни костей, ни шкур, ни хитиновых когтей. Птички все ближе подбирались к главному блюду, но приниматься за него не торопились. И правильно!

Тело паука задрожало, выгнулось, брюхо пошло волнами, словно выталкивая что-то. Я с интересом смотрел на происходящее, но прополз пару шагов к запримеченному самострелу. Положил его на ноги, морщась и корчась от боли взвел, наложил болт. Не понадобилось.

Брюхо паука раздулось, по нему прошла волна, мышцы сократились, сжались и на пол выкатилось яйцо. Большое, мне по грудь точно будет, не слишком пузатое, скорее вытянутое, оно переливалось отвратительным желтым, переходящим в тошнотворный болотный, сменяясь кроваво-красным, и через яркий оранжевый, возвращаясь к едкому желтому.

Я прицелился в яйцо, но стрелять не стал, я и самострел поднял лишь чтобы проверить смогу ли удержать его левой рукой. Смог, чем и остался удовлетворён.

Паук больше не дергался, яйцо замерло, но продолжало играть в краски, переливаясь, отбрасывая на стены причудливые тени. Призрак висел над саркофагом и задумчиво смотрел то на меня, то на яйцо. Птички продолжали летать по склепу, но яйцо старательно не замечали. Лишь раз, одна из птиц подлетела к нему слишком близко, задела на вираже краешком крыла. Короткая вспышка, тонкий оборвавшийся писк, и обугленное тело птички падает на пол. Остальным это стало уроком и к яйцу больше они не приближались.

Я потянулся, хрустнув спиной, привлек на мгновение внимание призрака, тот пристально взглянул на меня и отвернулся к яйцу.

Суть молчала. Любая. Ни благословений, ни подарков, ни награды. Ничего. Я ничего особенного и не ждал, но можно же было как-то отметить, что я такую тварь завалил. Но Суть молчала.

Я закрыл глаза. Сейчас отдохну немного и пойду в Дол. Хотя нет, я сперва помародерствую, раз уж суть не дала ничего, то паук-то наверняка чем-то поделится. Да и в саркофаг не плохо было бы попытаться заглянуть, я слышал там крышка треснула. Может паук приоткрыл ее немного. Я на это сильно надеялся. Оправдаются ли надежды посмотрим позже, а сейчас мне надо было просто посидеть и отдохнуть.

— Твоя есть убить, вместилищ наш Бог! За это твоя мучительно умирать!

Мерзкий скрипучий голос, заставил меня вздрогнуть, открыть глаза и взглянуть на саркофаг.

Глава 22

— Твоя есть убить вместилищ для наш Бог. За это твоя мучительно умирать!

Странный, скрипучий, вызывающий отвращение голос заставил меня открыть глаза. Взглянуть на саркофаг, криво поморщится и счастливо улыбнуться.

Морщился я от того, что ничего хорошего то, что происходило на сломанной крышке саркофага, мне не обещало. Сморщенный коричневокожий коротышка в коричневом же плаще до пят, взгромоздился на раздавленную пауком плиту. По бокам от него нервно приплясывая на камне и кидая в мою сторону не хорошие взгляды расположились две обезьяноподобные зверушки. Их кулаки могли стать весьма весомым аргументом в любой драке и судя по всему часто становились. Но у обезьян, кроме кулаков, никаких достоинств больше не наблюдалось. У сморщенного же старика был посох. Длинный кривой, странно закрученный на верхнем конце, украшенный колокольчиком и чьим-то пушистым хвостиком, он не производил впечатление боевого оружия, вроде дубинки, а на орудие магическое ещё как походил. И вот он, а также кулаки обезьян и злобно выпяченная нижняя губа коротышки заставляли думать, что уже полученные синяки и ссадины не последние. И слова коротышки это подтверждали.

— Твоя хотеть вредить бога! Вредить бога нельзя! Все, кто делать вреда бога — дураки! Все, делать вреда бога — умирать! Ты делать вреда. Ты дурак. Дурак умирать. Умирать долго. Моя делать дурак очень больно. Моя радоваться! Бога радоваться. Все довольный.