Стало быть, она уже знала, что они придут не для того, чтоб ее «утопить» или подставить, а с чистой душой. И скорее всего Фарид не просто так дал им рекомендацию, а будучи уже давно со Светкой связан, может быть, как ее агент в конторе Балясина. Хотя документы, принесенные Никитой, у нее еще, может быть, сомнение вызывают. Не подбросили ли их ему, дурачку, например. Ибо уже ясно, что дело вокруг этого клада крутится не шуточное. И Хрестный, и Балясин, и Светка наверняка друг друга отслеживали. Поэтому она и знала, возможно, насчет переговоров Балясина с какими-то восточными иностранцами в Париже. Может, от Феди-Фарида кстати. Но Фарид о них знал понаслышке, а Люська могла и присутствовать на них. Или около них…
А зачем могли понадобиться Балясину иностранцы с Востока? Чем его контора торговала? Может, конечно, и турецким табаком, но навряд ли тут речь о нем шла.
Скорее всего нашел он там, в Париже, хорошего покупателя на этот самый клад…
Правда, навряд ли об этом кто-то Люське сообщил или оставил ее при переговорах присутствовать. О таких делах говорят один на один, не больше…
Прошло немало времени, пока Люська заворочалась, проснулась и села на постели. Несколько раз осмотрелась, зевнула.
— Скоро обед, между прочим, — заметил Никита, — полвторого уже.
— А Вальтика, значит, уже хоронят… — припомнила Люська. — Эх, сука же я беспородная! Люська заревела.
— Ладно, не плачь… — неумело взялся утешать Никита. — Ничего не вернешь уже. Все как есть, так и будет…
Он подсел к Люське, но она отстранилась от него, упала лицом в подушку, всхлипывая и сотрясаясь от рыданий.
— Наверно, крепко ты его любила… — вздохнул Ветров. Помолчали. Люська спросила:
— Выпить есть у тебя?
— Есть, кажется, Светка вон там пакет оставила, на столике.
В пакете действительно оказалась бутылка «Древлеславльской» и несколько бутербродов со вчерашней закуской. Никита разлил.
— Ну, — сказала Люська, — за упокой души раба Божьего Валентина!
Встали, выпили не чокаясь.
— Напьюсь я, точно! — заявила Люська. — Иначе сдохну или свихнусь. А так, поддатой, все нипочем. Все просто. И жизнь проще, и вообще…
— Ну, тогда еще по одной? — предложил Никита.
— Валяй! Я знаю, думаешь, меня пьяную опять трахнуть можно?
— Это от тебя зависит, — сказал он. — А потом, извини, но ты сама этого хочешь. Потому что будешь воображать, будто у тебя это с Балясиным… Я ж помню, что ты меня Валькой назвала…
— Запомнил… — горько усмехнулась Люська. — Правильно угадал. Потому что мне это только и осталось — себя обманывать!
— Ну, со временем, наверно, отойдешь… Еще полюбишь, и тебя полюбят.
— Легко сказать… По два раза так не любят, понимаешь?! Ой, да что с тобой разговаривать, с пацаном! Ни за что не поймешь… Может, если влюбишься когда-нибудь. Не так, как сейчас, а по-настоящему. А Светка, дура, тебя испортила. В постель потащила, сперва к себе, потом ко мне… Так из нее, девки, кто-то шлюху сделал — и она тот же финт выкинула, только с пареньком.
Может, где-то хорошая девочка ходила, с которой тебе назначено повстречаться, полюбить — а теперь все. Теперь ты будешь только о том думать, как под юбку залезть. А любить не сумеешь!
— Посмотрим, — проворчал Никита. — По-моему, выпить собирались…
— Будь здоров! — на этот раз не стали имитировать поминки и чокнулись. — Нормально идет, хорошая водка…
— Вот ты говоришь, что ты Балясина любила, — спросил Никита, — он-то тебя любил? Ведь с женой он так и не развелся, верно?
— С Альбиной-то? — переспросила Люська. — Нет, не разводился. У него от нее дети, сейчас большие уже. А детям важно, чтоб у них отец был. А жил — в смысле любви — со мной. Мы, кстати, с Альбиной врагами не были. По крайней мере, до пятницы. Ночевал-то он дома последнее время, а ко мне только забегал.
Поэтому она за него спокойна была. Знала, что его всегда можно у меня найти, если что.
— Ну а вообще? Чего ты хорошего от него видела?
— Ну а вообще-то — дачу подарил, ту, где мы были. Машину, тряпок много, колец, косметики — вообще без счета. Бабки на работе платил хорошие. Возил с собой часто, даже за бугор.
— И далеко вы, за бугор ездили? В Турцию небось?
— Были и в Турции. Но и в другие страны ездили. Даже в Бразилии, на карнавале в Рио…
— А в Париже тоже были?
— Этим летом ездили. Но там не так интересно. В Лувре, правда, были, в «Гранд опера» и еще в каком-то кабаке крутом, там мельница на рекламе светится.
— «Мулен Руж»!
— А ты что, тоже там бывал?
— Я? Мне в этот Париж сто лет не попасть…
— Вот видишь, ты московский, столичный, а в Париже не бывал. А я, дура провинциальная, сподобилась.
— Конечно, чего не ездить, когда любовник богатый, — сказал Никита с почти классовой враждебностью. — Бабки шальные, езжай и балдей сколько влезет.
— Ну, Балясин туда не балдеть ездил, а работать, с фирмачами разными встречался, с банкирами.
— И тебя с собой брал?
— Когда как. Когда нужно произвести впечатление — брал. А иногда только переводчика возил. Ну а когда к нему кто-то в отель приезжал, тут он меня обязательно показывал. Кофе подать, коньяк или там минералку. Иногда сидела и записывала, чего надо сделать.