Это, пожалуй, единственное в мире место, где любой человек — будь он преступник или убийца, обанкротившийся купец или предатель, вор или клятвопреступник — может найти убежище и долгие годы, хотя бы до самой смерти, жить подаянием. Он будет свят и неприкосновенен, как место, в котором пребывает.
Перед входом в эту особо почитаемую мечеть остановится и стража паши, и султанский
К стенам этой мечети чужеземцы в знак уважения кладут золото. Каждый новый генеральный резидент Франции оставляет здесь 20 золотых монет. А рядом с ними лежат гроши — приношения нищих, высохших от солнца, поста и голода.
Вторая, славящаяся на весь мусульманский мир мечеть, — Каравийин. Почти тысячу лет существует она, а ее все еще расширяют и украшают. С XI в. в ней построено 16 приделав, в каждом — 21 арка и 270 колонн. В этой мечети нередко молится 20 тысяч верующих одновременно.
Каравийин — это храм, университет, академия, библиотека, учебный центр, ибо здесь изучают и преподают Коран.
Учителем может стать любой. Это ведь так просто: расстели где-либо в тени священных стен свой коврик для молитв и начинай говорить. Если речь твоя мудра, слушатели найдутся. Сначала их будет двое, пятеро, семеро… Если ты говоришь достаточно умно, слава о мудрости твоей распространится, как круги от брошенного в воду камня. И тогда будет у тебя сто, триста, пятьсот слушателей, изо дня в день, из года в год.
Тебе захотелось стать
Учись. Вслушивайся в слова священной книги.
Таких учащихся здесь обычно собирается по три-четыре тысячи. Из Магриба, Египта, Ливийской пустыни, из далекой Индии…
Некоторые учатся до самой смерти. Другие же, пробыв достаточно время, уходят, и иногда имена их становятся знаменитыми. Это ученые и вожди, святые и предводители восстаний и бунтов, основатели сект и крупные купцы…
…Тени мечетей неправдоподобно вытянулись. Солнце вот-вот скроется за линией горизонта. С мечети Мауля Идриса муэдзин, приложив руки ко рту, начинает выкрикивать нараспев святые слова над головами правоверных, над городом, над пустыней. И сразу же со ста минаретов ста мечетей раздается тот же самый певучий возглас, тот же страстный призыв, та же молитва.
Когда караван, бредущий из дальних стран через уходящие в поднебесье вершины Высокого Атласа, достигает перевала, с которого виден вдали большой город, ощетинившийся среди пустынного бледа сотнями минаретов и окруженный изумрудной зеленью пальмовых рощ, из уст путников неизменно вырывается восхищенное и почтительное восклицание: "Маракеш! Маракеш!..* Они падают ниц, кланяясь не только Аллаху, но и городу, его прошлому могуществу, его многочисленным мечетям, розовокаменной Кутубии, мраморным гробницам саадийской династии, которая выбрала этот город, полюбила его, украсила дворцами, мечетями, стенами и многочисленными воротами, сложила в нем свои кости и славу свою увековечила в его славе.
Для людей из бледа, из пустынь и степей, с гор, из далеких оазисов, дуаров и касб Маракеш — столица, единственная настоящая столица страны, хотя султан уже давно в ней не живет.
В Марокко есть четыре столицы, в которых по обычаю более сильному, чем закон, может и в настоящее время жить владыка страны: Фес, Маракеш, Мекнес и Рабат. Последние два города стали столицами по капризу султана; первые — благодаря своему географическому положению, историческому, религиозному и культурному значению.
Насколько арабам ближе Фес, настолько подлинной столицей берберов может быть только Маракеш — красный город.
Отсюда, с площади Джемаа аль-фна, шумящей человеческим говором у подножия молчаливой, заглядевшейся на небо Кутубии, начали мы наше путешествие. Разрешите же мне как проводнику объяснить, почему именно отсюда.
Я не марокканец и не бербер. Это не мой город и не моя столица. Я — сын страны далекого севера, человек другой расы, говорящий на другом языке, придерживающийся других обычаев. Я руми.
Много поездил я по свету. Много видел городов и прекрасных столиц. Но из всех только три близки моему сердцу: Варшава, Париж и Маракеш.
Почему именно Маракеш? Не знаю. Я даже не буду пытаться объяснить: любовь необъяснима. Может, это какие-нибудь чары, в которые верят в этой стране? Может, город приворожил меня? Знаю твердо одно: не стану я "чураться" этих чар. И если мне доведется когда-нибудь вновь попасть в эти края, то, увидев издалека Маракеш, со стороны ли гор, пустыни или достигающего сюда своим дыханием океана, я, как простой бербер, сниму с
ног запыленные сандалии, обнажу голову и поклонюсь ему до земли.В доказательство того, что не я один очарован этим городом, приведу разговор с моим земляком, известным художником Антонием Тесляром, происходивший на площади Джемаа аль-фна.
— Давно вы здесь? — спросил я.
— Как считать…