Марс. Книга 2 (СИ)

Постепенно зарницы подобрались из глубины к краям, высветив белым цветом всю небесную плоскость и багровым — нижнюю. И они не остановились: сверху начали падать раскручивающиеся плети свитого белого света. Всё это, если не брать белизну, очень напомнило прорастание побегов марпоники при ускоренной прокрутки отснятого видео. А снизу навстречу им потянулись тупые багровые вздутия-волны.

Они соединились. Багрово-белый свет сменился ослепительно-яркими длинными разрядами, непрерывно змеящимися по всему соединенному объёму, теперь уже не пустоты — энергетической сети одинаковых ячеек из таких же энергоразрядов. Они вспыхивали и гасли, чтобы снова вспыхнуть; некоторые не вспыхивали и висели в сети слабо пульсирующими чёрными клетками, прахом пустоты. И их становилось больше и больше, пока вся эта сеть не превратилась в объём мёртвого праха и не растворилась во вновь раскатившейся пустоте под концами-отростками побегов марпоники.

— И где это мы?.. — пробормотал, чисто риторически.

— В Марсе, — это Хрулёв. — Под поверхностью.

— Ты уверен? Всё-таки зондирование Марса происходит непрерывно всеми мыслимыми и немыслимыми способами. И подобную полость наверняка бы заметили.

— Если только она не возникла в последние часы, — парировал скептик.

— Слишком большая, — не согласился я. — Времени бы потребовалось — не счесть. Молчу уж о сдвижках коры планеты.

— Хочешь сказать, что это не Марс? Тогда что? Точнее, где? И как выбраться?

— Хм… а вообще, прикидывали относительно наземных координат, где мы?

— А как же! По кругу летаем. Под посёлком. С километровым радиусом.

— А центр?

— Любуйся! — Сергей пальцем указал в нижнюю левую часть экрана.

Там то увеличивалось, то сжималось бледно-зелёное овальное пятно метров 100 в поперечнике, судя по цифрам. И, судя по тем же цифрам, пятно являлось шарообразной субстанцией, настолько сложной, что электроника МОУ не могла спрогнозировать просчёты для отдельно выделенной 3-D картинки.

Рядом висело окно с транслируемым оптическим изображением. Невооружённому глазу пятно представлялось чем-то вроде медузы с короткими щупальцами. Она как бы ощетинивалась ими на короткий миг и успокаивалась. Очень похоже на ропалии земных сцифоидных[8].

Мне показалось, что при каждом таком «ощетинивании» псевдоропалии втягивают в центр «медузы» на краткий миг застывающие красные линейные проблески, после чего ослепительные разряды делаются чуть темнее.

— Фризлайт,[9] — пробормотал Хрулёв.

— Думаешь?

— Не знаю. Но туда рушится прорва энергии. Откуда только берётся?

— Связь есть?

— Смеёшься? Поражаюсь, как модуль-то выдерживает. Тут такая смесь энергии, что она скручивается в топологические объекты, будто в гравитационном коллапсе.

— Это как? — не понял я.

Сергей снова провёл пальцем по выделенной светопанели, очерчивая сраставшиеся пряди бледно-зелёные корней марпоники с тянувшимися навстречу им снизу красными сполохами. Соединяясь, они втягивались в «медузу», застывая на миг непонятными абстракциями.

— Уйти не пробовали?

— Не получается, — выдохнул Лен. — Нас и так с каждым кругом затягивает ближе.

Я сглотнул.

— Назовите меня чокнутым, но мне кажется, что это пятно делит материю на кванты времени и поглощает их.

— Откуда ты это взял? — удивился Лен. — И почему именно хрононы, а не фотоны или кварки?

— Ты что-то почувствовал, да, Илай? — спросила Даша.

Я кинул.

— Почувствовал. По-моему, это я затормозил наш переход в хронон. И предлагаю нырнуть внутрь, пока есть свобода выбора.

— И зачем? — Судя по лицу Лена, ему и хотелось с головой окунуться в творившееся научное безобразие, и удерживала ответственность старшего по должности.

Я вновь прицепил нейрочип. Прислушался.

— Лен, времени у нас — пара вздохов. Поэтому, как дам отмашку, ныряйте в эту «медузу», иначе тут мы и…

Меня захлестнуло уже знакомое, но оттого не менее гнусное ощущение распухания, растворения и прочих сопутствующих прелестей.

— Давайте, — пробормотал, стараясь не отключиться.

МОУ скользнул к центру «медузы» сквозь псевдоропалии. На один долгий-долгий миг меня свела судорога, после чего последовал удар. По модулю. И по мне. По всему.

Одновременно внутри меня снова полыхнул клубок света, разбрасывая в окружившую пустоту тянущиеся в бесконечность пряди. Они тянули меня за собой, разрывая на миллиарды вопящих от боли кусочков и раскручивая в спирали галактик, потом застыли на длинный-длинный миг и погасли. Осколки моего «я», врастая друг в друга, стремительно, но не мгновенно, выпали из того непонятного «где» и «когда», куда растащили их нити света. На долю чего-то, имеющего отношение ко времени, и вместившей в себя существование всей вселенной, вдруг прорезался замысел сущности всего сущего в процессе его зарождения и дальнейшего продолжения. И всё погасло.

Кажется, у меня начинало входить в традицию очухиваться лёжа на полке с сидящей рядом Дашей.

И ощущение некоего дискомфорта. Голова болезненно гудела, место за ухом, где был врощен нейрочип, простреливало острой болью. Даша аккуратно промакивала то место чем-то прохладным и влажным, приятно пахнущим. Потом прекратила.