Читаем Марш 30-го года полностью

В о р г у н о в : И я речь скажу. Вальченко, действительно перешел всякие границы - я сам эту... интеллигенщину не выношу. Не в том дело. Дело в другом: у коммунаров коллектив, а у нас нет. У них комсомол, вот совет командиров, а у нас что? Но ничего, мы уже входим в ваш коллектив. Это очень приятно чувствовать. А если это не почувствуешь, то ничего и не поймешь в новом. Я вот очень рад, что меня уже записали в дивизион подводных лодок.

Р о м а н ч е н к о : Вы дердноут.

В о р г у н о в : Ну, вот видите, даже дредноутом. У коммунаров мы прежде всего должны научиться прямо смотреть, прямо говорить, прямо действовать. Коммунары никогда не лгут, вот что удивительно. Даже Федька, безусловно стащивший флакон масла, даже он имеет право не считать себя преступником и с негодованием отбрасывать всякие обвинения. За него внутренняя глубокая правда: порученный ему "кейстон". Я теперь буду поступать по-федькиному, хотя, конечно, от меня не нужно запирать все флаконы с маслом. А завод наш пойдет хорошо. Это точно.

Овации. Все что-то кричат, аплодируют.

К р е й ц е р : Молодец, теперь вы настоящий молодец.

Р о м а н ч е н к о : Так корешки не поступают...

В о р г у н о в : Чего, напутал?

Р о м а н ч е н к о : Конечно, напутали. Теперь ему масло отдавать нужно.

В о р г у н о в : А и верно. Вот, понимаешь, какая у меня непрактическая натура. Но знаешь что? Я тебе куплю флакон масла.

С и н е н ь к и й : Два флакона.

В о р г у н о в : Хорошо - два.

Забегай, Черный, Одарюк, Белоконь входят.

Ж у ч е н к о : Ну?

З а б е г а й (выкладывает на стол): Вот всякий инструмент, вот Собченко штанген; твоя метка, Санчо? Вот ключи и отмычки, а вот... часы самого Белоконя.

Тишина.

Ж у ч е н к о : Что вы скажете, Белоконь?

Б е л о к о н ь : Ничего не скажу.

К р е й ц е р : С Белоконем мы будем разговаривать в другом месте.

Алексей Степанович, дайте двух коммунаров, пускай отведут Белоконя по этой записке. Белоконь, скажите вот что: Григорьев знал о ваших кражах?

Б е л о к о н ь : Нет.

Г р и г о р ь е в : Я не знал ничего, честное слово.

К р е й ц е р : Вы все-таки ко мне зайдите, товарищ Григорьев.

Белоконь уходит с двумя коммунарами.

Ж у ч е н к о : Ну, что же, как будто все. Товарищ Григорьев, вы у нас работать больше не будете?

Г р и г о р ь е в : Нет. (Вышел.)

Д м и т р и е в с к и й :Разрешите и мне уйти. Но на прощание два слова. Я не буду оправдываться. Я попал в какую-то грязнейшую и отвратительнейшую яму. Я не могу простить себе своё слепоту и глупость. Но многого я еще и сейчас не пониаю, и у вас я работать, конечно, не могу. Все-таки вы меня многому научили. Прощайте. (Вышел.)

Тишина.

С и н е н ь к и й : И адмиральский корабль взлетел на воздух.

Смех.

Ж у ч е н к о : Ванька, ну что ты выстраиваешь? Слово Александру Осиповичу.

К р е й ц е р : Все кончено, товарищи коммунары, мне и говорить нечего. Главным инженером назначаю товарища Воргунова.

Аплодисменты. Ну вот, теперь одного не хватает - пятидесяти машинок.

В о р г у н о в : Ну, это пустяк...

Ж у ч е н к о : Все? Еще одно маленькое дело. Нестеренко Наташа подала заявление. Да она сама скажет.

Н е с т е р е н к о : Да, я виновата, я не сказала товарищам и поступила плохо. Прошу меня простить и выпустить меня как коммунарку.

Ж у ч е н к о : Кому слово?

З ы р я н с к и й : Она поступила нехорошо. Из-за любви забыла и товарищей и дисциплину. Таких вещей прощать нельзя. Вышла замуж без...

В о р г у н о в : Благословения родителей.

З ы р я н с к и й : Что?

В о р г у н о в : Без благословения совета командиров. За это раньше родители проклинали.

З ы р я н с к и й : Проклинать не будем, а предлагаю посадить наташу и Петра на пять часов под арест.

Р о м а н ч е н к о : Правильно.

К р е й ц е р : Вот изверг!

Р о м а н ч е н к о : А то они все поженятся.

В о р г у н о в : Вы кровожадные звери.

Ж у ч е н к о : Есть другое предложение: амнистировать, выдать приданое, как полагается выходящему коммунару. Избрать для этого комиссию: Торская, Ночевная. Голосую. Кто за это предложение, прошу поднять руки. Девять. Кто против? (Начинает считать.) Один, два. (Замечает поднявших руки подлодок.) А вы чего голосуете? Против один.

Р о м а н ч е н к о : Конечно, если нас не считать.

В о р г у н о в : Довольно с тебя на сегодня крови...

Ж у ч е н к о : Все. Список постов будет обьявлен завтра. Закрываю заседание.

Шум, группы расходятся.

З а б е г а й (Шведову): Я на пост снабжения, смотри ж...

Б л ю м : Значит, ко мне? Замечательно. Завытра же едем. И без победы не возвращаться. Значит как? Со щитом или под щитом.

З а х а р о в : Не под щитом, а на щите.

Б л ю м : На щите, что это значит?

З а х а р о в : Со щитом - значит с победой, на щите - значит убит. С победой или убитый.

Б л ю м : На щите нам как-то не подходит, правда, товарищ Забегай? Тогда скажем просто: со щитом или с двумя щитами.

К р е й ц е р : Где же вы другой возьмете?

Б л ю м : Мало разве дураков? Нужно уметь. Будут же убитые какие-нибудь?

К р е й ц е р : лишних щитов тоже не натаскивайте в коммуну. А то вот навезли калиброванной меди на три года. Куда это годится?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза