Читаем Марш 30-го года полностью

Б л ю м : Калиброванная медь? Первый раз слышу... Ах, да... (Уходит.)

К р е й ц е р : Ну, до свидания, товарищи. Кого подвезти в город?

Т р о я н : Нам нужно еще с ребятами посты наметить.

Все вышли. Остались Вальченко и Торская.

Т о р с к а я : Что же, пора и нам. Бой кончен.

В а л ь ч е н к о : Мне не хочется никуда отсюда уходить, Надежда Николаевна.

Т о р с к а я (подходит к нему. Положила руки на его плечи, смотрит в глаза): Милый!

Вальченко вдруг обнимает ее и целует в глаза. В дверях Зырянский.

Т о р с к а я : Ах... Алеша... Что? Без совета командиров? Алеша, а когда будет следущее заседание?

З ы р я н с к и й : У вас всегда... совет командиров во вторую очередь.

З а н а в е с

ЧЕСТЬ

Повесть

ЧАСТЬ 1

1

Город стоял на большой реке. По реке проходило неустанное. деловое движение, и сам город был деловой, хлопотливый, запросто-кирпичный, без претензий. Через город давно прошла железная дорога от Москвы к югу, а от нее отделилась ветка куда-то далеко к западу. И на больших - в двадцать пять путей - товарных станциях, и на широких пристанях народ суетился, измазанный, потный, пахнущий смолой и маслом. И весь город был такой же: покрытый пылью и разными деловыми остатками. Даже воробьи порхали в городских скверах и над мостовыми с золободневным, практическим чириканьем, измазанные в масло, мазут и муку.

Построен город был давно, но не имел никакой истории. Ни сражений здесь не происходило, ни осад, и ни разу за триста лет жители не имели возможности проявить какое-либо геройство или гражданское мужество. И никто не родился в городе не из генералов, ни из писателей, ни из ученых, даже памятника поставить было некому: не только на площадях, но и на кладбищах ничего не было замечательного. Единственное место в городе, где ощущалось некоторое веяние истории, был городской парк, насаженный будто бы самим князем Потемкиным. Парк этот очень полюбили грачи.

Грачи целыми стаями всегда клубились над парком и при этом так кричали, что и за версту от этого исторического места разговаривать было трудно. Поэтому даже влюбленные избегали быть в городском парке, а выясняли свои отношения под акциями второстепенных улиц и на скамейках у ворот. Городской голова Пряников, прославившийся постройкой трамвая в городе, и тот ничего не мог сделать с грачами. С членом управы Магденко он нарочно отправился в парк, чтобы разобрать вопрос, но мог только пробормотать:

- Ну, что ты скажешь! Простая птица, а имеет свою линию! И какого черта им здесь нужно?

Магденко ответил:

- Это птица не вредная. Она только кричит, а зла от нее никакого...

- Как это никакого! - воскликнул городской голова. - Смотрите, что на дорожках делается! И на ветках! Это же какие дубы? Это потемкинские дубы!

Магденко посмотрел на дубы:

- Птица не понимает, потемкинский или какой. Она не только на историческое место, она может и живому человеку на голову, если человек неосторожный. Ей все равно. А пищи для нее сколько хочешь: наш город богатый!

- А если пострелять? - спросил Пряников.

- Пострелять можно, только новые прилетят, а кроме того, "Южный голос" обязательно карикатуру нарисует.

- Пожалуй...

- А как же? Раз прогрессивная газета, она должна. Напишет: "Уничтожение пернатых" или еще хуже: "Победа городского головы Пряникова над невинными птичками".

- Да, - скзаал Пряников. - А жаль, очень жаль. Природное место... Здесь ресторан можно, а там открытую сцену.

- Хорошо, - вздохнул Магденко.

- А ходить будут?

- Кто?

- Известно кто: жители.

- Кто будет, а кто и не будет.

- К Аристархову не ходили?

- Не ходили.

- Не будут ходить, - решительно заявил Магденко.

- Да почему?

- Если даром, так будут ходить, а если за деньги, ни за что не будут ходить.

- Вот черт, - сказал Пряников. - Какой народ дикий! Вот они и в трамвае не ездят! Кострома!

Народ в городе действительно одичал несколько за триста лет, а отчего это происходило, никто и не знал. В других городах, говорят, и просвещением интересуются, и в театр ходят, и в трамваях ездят, а в нашем городе только хлопочут и заботятся о пропитании. В других городах есть и промышленность, и там научились даже произносить слово "рабочий", а в нашем городе все норовили по-старому выговаривать: "мастеровой". Почтенные люди в городе даже гордились: наш город патриархальный, нравственность у нас не то, что в Питере. Несмотря на постоянную суету, больших дел в нашем городе не делали, а со стороны многие и удивлялись: чем живут горожане? Горожане и на этот вопрос отвечали с достоинством: мы-де искони торговлей славимся, у нас река, у нас сплавы лесные - святое дело. А на самом деле, бедно жили в нашем городе, с лесных пристаней не богатства, ни просвещения не получалось... А беднее всего жили на Костроме.

Кострома расположилась по другую сторону потемкинского парка - на песчаных дешевых просторах. Почему это место называлось Костромой, никто не знал. От настоящей Костромы наш город был расположен очень далеко. Кроме того, в этом слове "Кострома" было что-то ругательное и обидное, значит, название было дано не по волжской старине, а по какому-то другому поводу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза