Марш Кригсмарине

Вторая, более чем неприятная новость, касалась непосредственно меня. У всех офицеров и даже старшего боцмана английского корабля на руках фото моей персоны, где я значусь капитан-лейтенантом Гюнтером Прусом. Хорошо ещё, что на фотографии в досье, откуда и были сняты копии, я был заснят в двадцать два года. На сегодняшний день, когда я выгляжу старше своих тридцати, и лицо маскирует светлая борода с проседью и усами, узнать меня по тому давнишнему портрету мудрено. Тем не менее, миляге Гюнту, вместе с благополучно укокошенным им шефом, удалось в итоге уничтожить всё моё возможное будущее. Англичане с американцами теперь охотятся на меня, как на Гюнтера Пруса — одного из самых гнусных военных преступников на всех морях и океанах планеты. В личном досье Гюнта теперь красуется моё фото, вписаны мои особые приметы, да и его отпечатки пальцев заменены на мои. Найденные союзниками фальшивки изготовлены в настоящей канцелярии штаба Кригсмарине, настоящими штабистами, на настоящих бланках и припечатаны настоящими лиловыми имперскими орлами со свастикой. По ним выходит, что это я, а не беглый Дракон расстреливал экипажи, торпедированных мной английских и американских кораблей и судов. Дескать, даже сам Дёниц пытался урезонить меня, чтобы я не слишком увлекался живодёрством. В бедламе послевоенного времени я, вряд ли, могу рассчитывать на справедливое и беспристрастное разбирательство своего дела в гуманном суде присяжных, а тем более, на вызов в качестве свидетеля Дёница, который знал меня лично. Вряд ли гросс-адмирал в этом хаосе национальной катастрофы хотя бы раз вспомнил о моей персоне.

Если, опознав по фото, меня схватят на континенте, то, скорее всего, английские или американские морячки, наслышанные о моих мнимых зверствах, даже не доведут меня до ближайшей стенки, а утопят в выгребной яме первого встречного уличного сортира. Я наслушался достаточно смачных эпитетов в свой адрес от простых английских матросов, чтобы увидеть эту свою будущую судьбу во всех красках и даже запахах. От того, вдвойне благодарен я своему лучшему и единственному другу Юрию Кяхере. Этот русский финн ни на секунду не поверил в мои мнимые военные преступления. Более того, он сам, без моих рассказов о последних беседах с Прусом, догадался, откуда дует этот гнилой ветер лжи. Мичман молниеносно придумал выход-афёру с новой подменой имён. Отныне и, видимо, до гробовой доски я мирный норвежский рыбак Верманд Вард. Муж светловолосой рыбачки Анны Вард. Говорят, что настоящая женщина может за свою жизнь сделать счастливым хотя бы одного мужчину. Если же она способна на большее, то на неё следует молиться, как на святую. Моя Анна более чем настоящая и этот факт изрядно утешает мою тоскующую душу. Кроме того, я был и остаюсь моряком и это, чёрт возьми, тоже славно. Не будь я Отто Фридрих фон Шторм — гордость Кригсмарине и друг русалок.

Конец книги.