Марш на рассвете

Тетушка попятилась бочком, мы последовали за ней.

— Я тебя совсем не узнала, какое счастье, так возмужал! — лепетала тетушка, минуя прихожую, кухню, без конца оборачиваясь и улыбаясь: — Вылитый отец, вылитый. Тот же голос, тот же лоб. Ах, как жаль, как жаль…

Она поспешно отворила дверь в комнату, и тут я заметил на ее пухлом запястье золотые часы. Нет, я не мог ошибиться. Это были они. Я, кажется, даже разглядел на ободке гравировку дарственной надписи.

В столовой по-прежнему справа у стены стоял диван. Он был заново перетянут и блестел свежим лаком. «Вот почему нашлись часы», — подумал я. В простенке между окнами висел портрет Ворошилова: я сам выпиливал для него рамку в школьной мастерской. Только вместо этажерки с книгами в углу стояло зеркало.

— Вы раздевайтесь, раздевайтесь, — тараторила тетушка.

— Мы… я, собственно, ненадолго. Я за часами отца приехал, — пробормотал я, вешая шинель на крючок. — Мы их тут оставили…

— Да? Смотрите-ка. Надо же! — всплеснула руками тетушка и обернулась к Юрию. — Будьте же как дома. Познакомимся… Фаина Марципановна. Оч-чень, очень приятно.

«Хорошо, догадалась назвать свое имя, — мелькнуло в голове. — Совсем забыл».

— Да вы садитесь, отдыхайте, — продолжала Файла Марципановна, не давая мне опомниться. — Ах, годы, годы! Об отце так ничего и не слышно? Да, конечно, откуда же может быть слышно… Все изменилось. Все. А какая жизнь! Дороговизна… Федя, правда, опять на бойне. Но все равно не то. Совсем не то… Ах, да что я толкую. Военные люди, разве вам понять? На всем готовеньком.

Я слушал ее с тягостным чувством неловкости и не мог оторвать взгляда от часов. Всякий раз, когда я намеревался о них заговорить, язык словно прилипал к гортани.

В приоткрытую дверь спальни была видна тахта, застланная слегка полинялым ковром. Его подарили отцу дехкане, где-то в Средней Азии, еще во времена борьбы с басмачами. Вместо именного оружия, некогда висевшего на нем, к ковру была прикреплена какая-то блёклая аппликация с воткнутыми бумажными цветами.

— Да, да, узнаете? — перехватив мой взгляд, закивала головой тетушка. — Все — ваши вещи. Там еще письменный стол и кресло. А в следующей комнате пока пусто. Вы, конечно, возьмете? А в городе не так просто достать мебель. Даже не представляю, как мы будем без нее.

Третья комната нам никогда не принадлежала. В ней жил капитан с женой и двумя детьми — девочкой лет четырнадцати и пухлым третьеклассником мальчишкой. Они часто бывали у нас. Капитан дружил с отцом. Мне почему-то не хотелось спрашивать у тетушки о судьбе соседей. Вообще тяжело было видеть ее в квартире, где все до мелочей напоминало о детстве и безвозвратной потере отца.

— Мы все сохранили, — с легкой укоризной глядя на меня, продолжала тетушка. — О! Это было не так просто! Во время оккупации все порастащили. Бедный Федя бегал высунув язык, чтобы вернуть вещи. — Она нервно повела рукой вокруг. — Мы все сохранили! Почти все!

— Очень жаль, что вы столько приняли хлопот о нашем имуществе, — не выдержал я, — мне все это, собственно, ни к чему!

— Но как же? — тетушка недоверчиво вздрогнула и вдруг залилась румянцем. — Господи! Ну, да, да… Военные. Лишняя обуза. — Ее плоское лицо расцвело в благодарно-прочувствованной улыбке. — Ах, боже мой, я даже не покормила вас. И, наверное, надо это самое, — она подмигнула, неумело щелкнув пальцем пониже подбородка, и рассыпчато засмеялась: — И не подумайте отказываться, и не подумайте! Выпьете непременно. Магазин напротив. Я мигом!

Она колыхнула, своей широкой полногрудой фигурой и вдруг бросила на нас беспокойный взгляд. Мне показалось, что я понял его: Фаина не решалась оставить нас одних в комнате.

— Или лучше обождем Федю? — Она мельком взглянула на часики. — Он сейчас явится. У него обед. Он очень, очень будет рад!

Я тоже посмотрел на «тетушкины» часы, открыл было рот, как снаружи раздался стук.

— Легок на помине! — весело воскликнула Фаина и побежала отворять.

В кухне послышались шаги, приглушенное шушуканье. Я молчал, не смея поднять на Юрия глаза. Вот хлопнула наружная дверь: очевидно, тетя побежала за спиртным. И почти одновременно в комнату вошел сам хозяин.

Краснощекий толстяк, такой же грузный, как и жена, он, казалось, ничуть не удивился моему внезапному появлению. Оправив топорщившийся на животе френч, он только и сказал:

— Хорош, хорош.

Крепкое рукопожатие свидетельствовало о том, что здоровье заготовителя за истекшие пять лет не пошатнулось.

— Хорош, хорош, — еще раз повторил дядя, благодушна оглядывая меня с ног до головы. — Да здоровый какой стал, весь в отца. Да-а… Погиб человек. Как говорится, все там будем… Ну-к, что ж, присаживайтесь, закусим чем бог послал. Хорошо, что приехал, хоть на тебя посмотрим.

Раскрасневшаяся с морозца Фаина уже суетилась вокруг стола. На чистой клеенке появились глубокие тарелки — с колбасой, сыром, грибами, дымящиеся судки. Рубиновой горкой возвышались маленькие, в мизинец, помидоры, отдельно — пузырчатые огурцы.

От этой домашней, давно невиданной снеди защекотало в горле.