Марш Радецкого

Окружной начальник распахнул его, и веселые майские шумы тотчас же ворвались в комнату. Слышен стал шелест деревьев, легкое дыхание ветерка, задорное жужжание сверкающих испанских мух и песни жаворонков в бесконечных голубых высях. Канарейка выпорхнула в окно, но только для того, чтобы показать, что летать еще не разучилась. Ибо через мгновение она вернулась, села на подоконник и начала заливаться с удвоенной силой. Радостен был мир снаружи и внутри. И Жак перегнулся с кровати и застыл, прислушиваясь. Капельки пота блестели на его костлявом лбу, и узкий рот медленно открывался. Сначала он только молча улыбнулся. Потом прищурил глаза, его худые раскрасневшиеся щеки образовали складку под самыми скулами, теперь он походил на старого плута, и едва слышное хихиканье вырвалось из его глотки. Он смеялся, смеялся, не переставая, подушки тихонько вздрагивали, и кропать слегка поскрипывала. Окружной начальник тоже улыбнулся. Да, смерть приближалась к старому Жаку, как резвая девушка весной, и Жак открыл свой старый рот и показал ей редкие желтые зубы. Он поднял руку, указал на окно и, не переставая смеяться, покачал головой.

- Хороший денек сегодня! - заметил окружной начальник.

- Вот, вот же он! - воскликнул Жак. - На коне, весь в белом, почему же он так медленно движется? Смотри, смотри, как он медленно движется. Доброго здоровья, доброго здоровья! Почему же вы не хотите поближе подъехать? Подъезжайте же, подъезжайте! Хорошо сегодня, а? - Он опустил руку, вперив взгляд в окружного начальника и произнес: - Как медленно он едет! Это потому, что он уже давно умер и отвык ездить здесь по камням! А бывало! Помнишь ты, как он выглядел? Я хочу взглянуть на портрет! Правда ли он так изменился? Принеси сюда портрет, будь так добр, принеси! Пожалуйста, господин барон!

Окружной начальник тотчас же понял, что он говорит о портрете героя Сольферино, и покорно вышел. В кабинете он влез на стул и снял с крюка слегка запыленный портрет героя Сольферино. Господин фон Тротта сдул пыль и протер его своим платком. Быстро с большим портретом под мышкой спустился он во двор. Подошел к постели Жака. Жак долго вглядывался в портрет, потом вытянул палец, провел им по лицу героя Сольферино и наконец попросил:

- Подержи его на солнце!

Окружной начальник повиновался. Он держал портрет в полосе солнечных лучей в ногах кровати. Жак приподнялся и сказал:

- Да, именно так он выглядел! - и снова опустился на подушки.

Окружной начальник поставил портрет на стол, рядом с богоматерью, и вернулся к постели.

- Пора собираться туда, - улыбаясь, произнес Жак и показал на потолок.

- Еще успеешь, - возразил окружной начальник.

- Нет, нет! - проговорил Жак и звонко рассмеялся. - Я уже зажился. Теперь пора! Посмотри-ка, сколько мне лет. Я позабыл.

- Где мне посмотреть?

- Там, внизу! - отвечал Жак, указывая на основание кровати. В нем имелся ящик. Окружной начальник выдвинул его и увидел аккуратно перевязанный пакетик в коричневой оберточной бумаге, рядом круглую жестяную коробку с пестрой, но уже поблекшей картинкой на крышке, изображавшей пастушку в белом парике, и вспомнил, что такие конфетные коробки он в детстве часто видел под рождественскими елками у своих школьных товарищей.

- Здесь лежит книжечка! - сказал Жак. Это был воинский билет Жака. Окружной начальник надел пенсне и прочел: "Франц Ксаверий Иосиф Кромихль".

- Это твой билет? - спросил господин фон Тротта.

- Разумеется! - отвечал Жак.

- Так тебя зовут Франц Ксаверий Иосиф?

- Так и зовут!

- Почему же ты называл себя Жаком?

- Это он велел!

- Так, - произнес господин фон Тротта и прочел год рождения. - Тогда тебе в августе будет восемьдесят два!

- Восемьдесят два в августе! А что у нас теперь?

- Девятнадцатое мая.

- Сколько еще до августа?

- Три месяца?

- Так, - спокойно сказал Жак и снова откинулся на подушки, - значит, я уж не доживу! Открой коробку! - сказал Жак, и окружной начальник открыл ее. - Там лежат святой Антоний и святой Георг, - продолжал старик. - Можешь оставить их себе. Потом кусочек корня против лихорадки. Это отдашь своему сыну Карлу Йозефу. Хорошенько поклонись ему от меня! Корень ему пригодится, места там болотистые! А теперь закрой окно. Я хочу спать!

Настал полдень. Вся кровать была освещена ярчайшим солнечным светом. На окне неподвижно застыли большие испанские мухи, канарейка перестала щебетать и мирно поклевывала сахар. Двенадцать ударов прогудело на башне ратуши, звонким эхом отдавшись во дворе. Жак тихонько дышал. Окружной начальник прошел в столовую.

Он окинул взглядом комнату. Вот здесь, на этом месте, всегда стоял Жак с подносом. Так он приближался к столу и так ставил блюдо. Он спустился во двор, сел на скамейку у стены под коричневыми балками деревянного выступа и стал дожидаться сестры милосердия.

- Старик сейчас спит! - объявил он, когда она пришла.