Марш Смерти Русского охранного корпуса

Вообще же, в течение 1942 г. практика привлечения служащих РГЗО к проведению арестов как в Лознице, так и в селах по всей зоне ответственности отряда была повсеместна. Представить примерное число этих эпизодов можно на основе документов Государственной комиссии Народной республики Сербия по установлению преступлений оккупантов и их пособников. Так, бывшему служащему РГЗО Павлу Овчинникову[310] инкриминировалась причастность к аресту в 1941–1942 гг. восьми местных жителей и беженцев из Боснии. Один из них, Сретан Будимирович из села Циконе, был арестован за оставление работы на руднике Заяча, причины остальных задержаний неизвестны. Командиру отряда, майору Зборовскому, в декабре 1945 г. заочно вменялась в вину причастность к арестам в 1942 г. еще 10 человек (часть текста обвинительного заключения в имеющемся у нас варианте документа отсутствует). Все арестованные передавались «Гестапо» в Лознице или заключались в тюрьму там же. Впоследствии большая часть из них была отправлена в концлагеря в Шабаце, Банице и в Германии, многие были расстреляны или умерли в заключении[311].

Орган, с которым активно сотрудничали подчиненные Зборовского, именовался «Гестапо» не только в ряде послевоенных югославских источников, но и в эмигрантской литературе. Вместе с тем на территории Сербии структуры гестапо не действовали и речь идет о подразделении ЗИПО и СД в Лознице. Оно было создано аппаратом Руководителя ЗИПО и СД Белград в апреле 1942 г. в числе первых подразделений на местах и просуществовало вплоть до оставления города оккупационными войсками. Все это время его бессменно возглавлял оберштурмфюрер Йохан Маркуарт. Орган имел в подчинении тюрьму в Лознице и распространял свою деятельность не только на сербское Подринье, но и на сопредельную территорию Хорватии, в частности, через разведцентр в Зворнике[312].

Милорад Бертолино – во время оккупации ученик лозницкой гимназии – вспоминал, что городская СД, несмотря на небольшую численность, была «немилосердно активна», постоянно осуществляя аресты, отправку в лагеря и расстрелы. Сотрудников знали в лицо, так как они не скрывались и любили заводить разговоры с жителями в кафе. Их звали Эрих, Андреас, Франц, Фриц, Ханс и Миша. Последний, русский эмигрант, «был склонен к кровопролитию»[313].

В дневнике Григорие Бабовича описывается произошедший в субботу 10 октября 1942 г. эпизод, связанный с участием служащих РГЗО в конвоировании в шабацкий лагерь нового контингента заключенных: «Сегодня в 15.30 по главной улице прошла одна необычная процессия из примерно 50–60 наших селян, по три в ряд. Впереди шел немецкий солдат с автоматической винтовкой [пистолетом-пулеметом – А.С.], по сторонам русские солдаты, а сзади – один наш жандарм. В середине процессии один человек на высокой палке нес табличку, на которой было написано на немецком и нашем языке: «Мы лентяи и не работаем». Так их провели по городу и отвели в лагерь. Говорят, что они не хотели работать в руднике, куда их недавно доставили»[314].

Говоря об отдаленном гарнизоне Аранжеловаца, необходимо упомянуть, что 22 мая в городе разместился штаб 1-й бригады РГЗО (командир – генерал-майор Даниил Драценко), сформированный приказом обер-ста Кевиша 11 днями ранее. Согласно данному распоряжению, группа была разделена на две бригады, но штаб другой сформирован так и не был. Сама данная структура представляла собой орган скорее номинальный, чем выполнявший какие-то принципиально важные функции. В донесении местного окружного комитета КПЮ от 2 июня, дислоцированные в городе оккупационные силы оценивались в 200 немцев, 100 четников, 150 «белогвардейцев» и 30 жандармов. Отдельно говорилось, что «русские еще ни разу не показались на территории» [315].