Марш Турецкого

- Если ты мне не поможешь, я отсюда никогда не выйду. Позвони Меркулову, я номер телефона помню, запиши.

- Керим честный, не могу звонить твой Меркулов сегодня, откровенно говорю, не обманываю. Через один час прихожу, говорить снова будем.

Закрылась за Керимовым дверь, и на вопрос зачем?! родился страшный ответ: все дело сварганили, а его самого бросили в эту протухшую камеру для того, чтобы он здесь сдох, как эта крыса, от голода и жажды. И тогда возник другой вопрос, на который он должен найти ответ немедленно: что он такого сделал и кому? Кому было выгодно его уничтожить, стереть с лица земли?

Амелин…Чуркин… Где он перебежал им дорогу? Под "чистосердечным признанием" его подпись, любая графическая экспертиза это подтвердит, потому что она подлинная. Амелин попросил его на днях расписаться под каким-то отчетом, он, конечно же, поставил как дурак свою подпись на чистых листах. Это было во время телефонного разговора с Грязновым, он даже не обратил внимания, что он подписывал…

Я тебе чай принес и баранка.

Турецкий поднял голову: он даже не заметил, как снова тихо вошел в камеру Керим. Он с жадностью выпил из оловянной кружки очень крепкий и очень горячий чай, надкусил черствый бублик.

- Кунай в горячий вода, тогда ешь. Хорошо будет. И еще сиди. Я одно дело знаю. Ты спать ложись, я тебе беле принес. Ночью будить приду. Дело будет, многозначительно шептал Керим, затыкая вату в матрас и расстилая серую простыню на уцелевшие нары. Скоро лектричество не будет светить, отключают в десять часов, спички тебе даю, лежи, ничего не думай, спи совсем крепко.

- Какой там спи, пробормотал Турецкий, укладываясь на влажную простыню…

Он проснулся от подозрительного шороха в дальнем углу камеры. "Крысы!" испуганно подумал он. Он даже не представлял, что так боится крыс. Но неожиданно шорохи разом стихли, и через несколько минут, так же неслышно, как и раньше, в камеру вошел Керим с карманным фонариком в руке.

- Такой молодец, Турецкий, сам проснулся.

- Керим, там крысы… в углу.

- Нет никакой крысы, был один, совсем дохлый, я его в помойку бросал. Вставай, бежать будем.

- Куда бежать?

- Домой бежать, конечно. Ты бежишь, мои товарищи бежать, Керим помогает. Так что не мог звонить твоему Меркулову. Вставай, одевай ботинки, камень будем вынимать.

- Какие товарищи, Керим? Из Бутырки не убежишь, сам говорил.

- Ты не убежишь, один не убежишь, с моими товарищами убежишь. Клятву даешь никому никогда не признаешься. Говори сам бежал, сам дырка нашел. Не даешь клятву не побежишь, будешь здесь совсем мертвый. Мои товарищи не преступники, свободу татарам хотят давать. Дело стряпал плохой люди, такой же точно, как тебе стряпал. Вставай, будешь лампочку светить.

Керим направился в угол камеры, откуда Турецкому раньше слышалась крысиная возня, отодвинул нары и стал невесть откуда взявшейся стамеской выламывать из пола каменную плиту. Турецкий торопливо натянул кеды, с опаской подошел к Кериму ему все еще мерещились крысы. Он увидел, что пол выломан был заранее, Керим стамеской очищал от еще не совсем засохшего цемента края плиты. Видно было, что операция готовилась не один день, и Турецкий, оказавшись в заброшенной камере, в которой не положено было никому находиться, чуть не стал помехой в рискованном предприятии. И Кериму ничего не оставалось делать, как его в это предприятие вовлечь. Товарищи его, вероятно, сидели в камере по соседству, Керим не мог провести их через охрану на нижний этаж или в подвал, поэтому пришлось ломать пол в этой заброшенной камере.

- Керим, куда эта дыра ведет?

- На улицу ведет. Много месяц работал, хорошая работа получилась. По вонючей трубе будешь долго идти, сам вонючий будешь, вонючий не мертвый. Сейчас товарищей приведу, вместе кусок поднимать будем, четыре центнера тяжелый. А пока клятву давай. Клянись своим Богом, мой Аллах тебя простит.

- Да конечно же я клянусь, Керим… Богом клянусь. Только ведь ты рискуешь, если дознаются.

- Старый татарин не боится. Скажу товарищи кулак с револьвер наставлял, внучку грозил портить, плакать сильно буду… Я за товарищами пошел. Время подошел, караул скоро меняться будет. Другой одежда принесу, ты свой одежда в сумку прячь, хороший одежда. Ты другой одежда потом бросай в речку, сам купайся.

Через четверть часа Керим возвратился с тремя заключенными и холщевым мешком с одеждой, веревками, инструментом и прочими необходимыми для побега вещами. Борцы за свободу татарского народа оказались молодыми интеллигентными ребятами, быстро заговорили на незнакомом языке и все поглядывали на Турецкого. А он пока снимал рубашку, джинсы и трусы, запихивал в приготовленный для этой цели новый мешок с коровьей мордой, натягивал изношенный до дыр чей-то тренировочный костюм.