Марш

Кларк понимал, что его забота о Перл служит источником циничного веселья подчиненных. Она была не первой негритянской девушкой, удостаивавшейся особого к себе отношения. Их (особенно тех, у кого цвет кожи посветлее) подбирали прямо на марше и пристраивали в какой-нибудь фургон. Вкусно кормили и одевали в богатые платья из добра, награбленного на плантациях. С ним ситуация совершенно другая, но он понимал, что пытаться что-либо объяснить бесполезно. Сам-то себе объяснить и то не мог. К его собственному необычайному удивлению, это дитя трогало его несказанно. Все время хотелось что-нибудь делать для девчонки. Заботиться. Хотя он и понимал, что его привязанность к ней… ну, скажем, не вполне уместна. Между прочим, от его внимания не укрылось то, как она держится — с этакой величественной грацией, причем ненаигранной, совершенно природной. Поймал себя на том, что сравнивает ее со своими сверстницами, оставшимися в Бостоне. У тех, что бы они ни делали, о чем бы ни говорили, все было вдолблено воспитанием. Девушки эти были неоригинальны; если и придет кому из них своя собственная мысль, то выскажет она не ее, а то, что положено. Учились. Рукодельничали. Но не для того, чтобы на самом деле что-то создать, а чтобы выйти замуж.

Он даже подумал, не было ли среди предков Перл каких-нибудь африканских вождей, иначе откуда в ней такая быстрая понятливость, такая яростная умственная хватка. От ее слегка кошачьих светлых глаз ничто не могло укрыться. Ему она не доверяла. К мужчинам вообще относилась критически. Считала их грязными. Так ему и говорила: От вас, белых мужиков, пахнет как на нашей усадьбе в коровнике. Да нет, еще хужей, пожалуй.

Хуже, — поправлял он.

Хуже, — не обижаясь, повторяла она. — Господи! Там, дома, даже вонючие братцы номер один и номер два были почище тутошних.

Здешних, — поправил он.

Ну, здешних. Здешние мужики ни в жисть не мыли нижних частей, такой насерет на землю и пошел, как тупая животина.

Животное. Тупое животное, — сказал он.

То-то и оно. У них и волосы провонямши тухлым ружейным маслом, и бог знает чем еще там шмонит от их задов и ног и вообще. Ф-фу! У них что, мамок не было, чтобы научить их?

Шмонит? — удивленно повторил Кларк. — Что, есть такое слово?

А то!

Каждый вечер Перл брала кусок твердого мыла и мылась в тазике с холодной водой в палатке Кларка. А он стоял снаружи, сторожил. Затем она отправлялась спать в отдельную маленькую палаточку, которую он ставил рядом со своей. Хотел показать подчиненным, что она под его защитой, но его поведение при этом благородно. Несколько дней они хихикали и втихаря между собой на сей счет прохаживались, но потом, похоже, поняли и приняли ситуацию как она есть. И тоже стали опекать девчонку. Сержант Мелоун вдруг взял да и добыл для нее форму мальчишки-барабанщика. Первой ее реакцией была непосредственная радость. В тот вечер они стояли в сосновом бору, она вышла из своей палатки приодетая в китель и брюки и встала, чтобы все полюбовались ее новым нарядом, хотя он был ей чуточку великоват. Сержант ей и фуражку принес, а серебряные пуговицы на кителе она надраила до лунного блеска. Потом задумалась.

А ведь барабан-то я никогда и в руках не держала!

Не бери в голову, — сказал Мелоун. — Мы тебя научим.

Как-то это неправильно, — сказала она Кларку, — чтобы я была белым барабанщиком.

Почему?

Слишком уж я красивая, чтобы мальчишку изображать. Потом я ведь не белая, хоть по мне и не скажешь.

Рано или поздно, Перл, — сменил тему Кларк, — черным придется возвращаться. Такова инструкция, приказ генерала Шермана. Как ты насчет того, чтобы возвратиться?

Дом вы сожгли, еду забрали. Куда возвращаться-то?

Это ты верно подметила. Но когда мы победим и война закончится, начальство разработает законы, чтобы освобожденные рабы получили землю. Сейчас, если все за нами потащатся, нам такую ораву будет просто не прокормить. Молодых мужчин мы можем взять в солдаты, но женщины, старики и дети по дороге неизбежно отстанут, и что с ними будет тогда? Так что лучше бы они возвращались.

Ну а девчонка-малолетка вам зачем? Она тоже стрельбе не обучена.

Кларк и сам был в изумлении от того, с какой легкостью он нарушает инструкции. Ну, ты можешь бить в барабан, когда мы маршируем, — сказал он. — И можешь ездить в телеге за фуражирами.