Маршал Баграмян

— Наш народ всегда был мирным, — сказал Варпет. — Но часто нас заставляли брать в руки оружие, защищать Родину, ее честь. В такие критические ситуации борьбу нашего народа возглавляли вышедшие из народных недр военачальники, которые проявляли чудеса мужества и героизма. Такой гигантской фигурой, богатырем мне представлялся наш Ованес Баграмян.

В первой половине дня после утренней прогулки по большому яблоневому саду, когда маршалу не надо было уезжать но делу, он садился писать. Писал мемуары, воспоминания о своих боевых друзьях, статьи, рецензии на книги и фильмы по заказу редакций.

Во второй половине дня он принимал гостей — избирателей из далекой Армении, ветеранов войны, фронтовых друзей из других городов, людей искусства и литературы.

И засиживались они иногда до позднего вечера.

Из музыкантов Баграмян очень любил Арама Ильича Хачатуряна. «Хачатурян — вулкан, который еще не все изверг, — говорил он. — Мне кажется, свой шедевр он еще создаст…»

Хачатурян, автор Второй симфонии и симфонической поэмы «Сталинградская битва», в свою очередь, глубоко уважал Баграмяна как полководца и человека. «О войне и о героях еще напишу, — как-то сказал Арам Ильич, — не знаю, что это будет — симфония, поэма, а может, оратория. Но знаю, что это будет нечто героическое о народе-победителе, о воинах и полководцах, о мужестве и храбрости…

И каждый раз, когда встречаюсь с Иваном Христофоровичем, я чувствую себя в долгу перед ним».

Народный художник СССР Налбандян вспоминает:

— С Иваном Христофоровичем я познакомился после войны, в 1946 году, в Риге. Он сразу пленил меня своей человечностью, вниманием, добротой. Когда он согласился, чтобы я писал его портрет, возник вопрос — как. Мы с ним обсудили этот вопрос и пришли к выводу: в шинели. Тем более на дворе была зима. Хотелось ближе к натуре.

Через две недели работа была завершена — Иван Христофорович изображен во весь рост в шипели…

С тех пор у нас продолжалась дружба.

Спустя восемь лет я написал новый портрет Баграмяна в 1954 году. Этот портрет сейчас находится в Музее революции в Армении.

Третий раз я написал маршала в 1981 году, на даче в Баковке. В этот раз я увидел его задумчивым, озабоченным, но по-прежнему добрым, спокойным, уверенным.

К каждому новому портрету мною было сделано много зарисовок. И каждый раз в этом необыкновенно мудром человеке находил я что-то новое, интересное, что и пытался воспроизвести на холсте.

Композитор Экимян говорит:

— С тех нор как мне посчастливилось познакомиться с Баграмяном, он стал для меня самым дорогим человеком, своеобразным камертоном. Я часто приезжал к нему со своими песнями. Иногда он становился первым их слушателем. Иван Христофорович очень любил песню, народную песню, тонко чувствовал мелодию.

Баграмян подтверждает это:

— Я очень люблю песни Алексея Экимяна. Они мне нравятся задушевностью, искренностью, мелодичностью. Многие из них настолько близки и нравятся, что мне кажется, я их слышал очень давно, еще в раннем детстве…

Песня должна схватывать за душу, мелодия должна запомниться надолго, навязчиво преследовать тебя. Вот такая песня остается в народе, народ ее поет…

Художник Федор Митрофанович Коняхин юношей попал на фронт. Демобилизовавшись, после войны с отличием закончил Московский государственный художественный институт им. В.И. Сурикова. Посвятив себя живописи, он много ездил по стране. Темой его творчества стали пейзажи и люди советской Родины, сильные и духом, и физически. Много он писал о войне, о героях военной поры. Это были портреты военачальников, ветеранов войны, людей мирного труда.

Он написал портрет и Баграмяна.

— Я всегда стремился показать богатство души людей, судьба которых меня волновала, — говорил Федор Митрофанович. — Это удавалось только большим трудом, постижением в процессе общения. Помню волнение, с которым я шел на первую встречу с Баграмяном. Но потом, после одного-двух сеансов я был удивлен, насколько он был человечен, добр, мудр, тактичен, деликатен со всеми. Домашняя обстановка, где мы работали, располагала к общению. Иван Христофорович оказался человеком большой, многосторонней культуры, знакомым со многими художниками и писателями. Мы много говорили о предназначении искусства, и он неизменно проявлял тонкое знание этого предмета.

Так создавался на полотне образ человека мудрого и воинственного, но очень доброго, внимательного, хлебосольного.

Довелось мне наблюдать и интересные эпизоды из повседневной жизни. Однажды пришла к нему девушка и попросила книгу мемуаров для больного отца, воевавшего на его фронте. Он с большой охотой подарил ее. Многим помогал он своим авторитетом.

Иван Христофорович особенно приветливо встречал ветеранов, участников войны, любил их по-братски. Это видно из его слов, сказанных однажды при выступлении по Центральному телевидению: