Предыстория этого дела такова. В конце сентября 1938 года на стол Сталина легло совершенно секретное спецсообщение, подготовленное начальником 4-го отдела 1-го управления НКВД старшим майором государственной безопасности Кобуловым. Это была справка на журналиста, члена ВКП(б) и депутата Верховного Совета РСФСР Михаила Ефимовича Кольцова (Фридлянда). Как и хотел вождь, в предлагаемой справке с самого начала содержалась информация, порочащая Кольцова. Оказалось, что главный редактор газеты «Правда» еще в 1917 году печатал в Петрограде статьи с нападками на Ленина и большевиков. В следующие два года враждебная деятельность журналиста продолжилась в Киеве – там он «смаковал „жестокости“ большевиков» и занимался «пасквилянтством». От истории Кобулов переходит к делам сегодняшним. В вину Кольцову он ставит «смятение и растерянность» в связи с арестами «врагов народа». У журналиста угнетенный вид – арестовывают и расстреливают его друзей. Своим унылым внешним видом Кольцов, по мнению Кобулова, намеренно неблагоприятно воздействовал на иностранных писателей, и они от этого осуждали репрессии. Далее в сообщении приводились имена многих известных деятелей культуры, так или иначе связанных с Кольцовым, организовавшим «законспирированную троцкистскую группу литераторов».
Прочитав эту ахинею, мудрый вождь наложил резолюцию: «Кольцова вызвать», – и подписался: «Ст.». Так началось дело, завершившееся для журналиста приговором и забвением. Даже дата расстрела Михаила Ефимовича точно нам не известна: то ли 1940, то ли 1942 год.
Кстати, этого французского коммуниста Андре Марти испанцы запомнили под характерным прозвищем – Мясник Альбасете. Во время Гражданской войны в Испании он прославился массовыми убийствами всех подряд. Его боялись даже члены интербригад – мог запросто застрелить любого из своих сослуживцев.
С приходом Берии к руководству НКВД осенью 1938 года перемены были недолгими. Уже 10 января 1939 года Сталин шифротелеграммой разрешает применение к подследственным методов физического воздействия. Только что вышло постановление, осуждающее незаконное ведение следствия, а тут новое указание – бейте и пытайте, как били и пытали. Значит, вождь не собирался отступать от своих планов: все должны бояться, а чекисты и подавно – их только что хорошо «почистили». В продолжение этого весной 1940 года появился приказ Л. П. Берии о том, что без согласия НКВД оправдательный приговор суда или постановление прокурора о прекращении уголовного преследования не могли вступить в силу. Приказ этот шел, конечно, с самого верха, но под ним стоит подпись Лаврентия Павловича.
Продолжались и репрессии в провинции, но в меньших масштабах. На запрос секретаря Кировского обкома об увеличении лимитов в 1940 году по «первой категории» (расстрел.) на 300 человек, по «второй категории» – на 1000 человек, товарищ Сталин красным карандашом выводит: «Увеличить по первой категории не на 300, а на 500 человек, а по второй категории – на 800 человек». «Больше, больше надо расстреливать, меньше сажать», – подразумевает вождь.
В 1940 году Л. П. Берия занимался тремя массовыми депортациями поляков. В феврале 1940 года на север СССР органы госбезопасности интернировали около 30 тысяч польских граждан с территории Западной Украины и Белоруссии. В основном это были семьи польских офицеров, вышедших на пенсию, – осадников, и работников лесной охраны Польской республики. Важно отметить то, что, по польским данным, осадников на этих землях проживало максимум 8 тысяч, так что остальных до нужного числа добрали из простых крестьян.
В декабре 1939 года вышло Постановление СНК и Политбюро ВКП(б) № 2010-558 о выселении осадников. Сразу же Берия подписал секретную Инструкцию Наркомата внутренних дел о порядке переселения польских осадников из западных областей УССР и БССР. В ней предписывалось: