Читаем Маршал Конев полностью

...Много фронтовых путей-дорог прошла снайперская рота, действуя, как и разведчики, в передовом отряде стрелковой дивизии. Метким огнём снайперы уничтожали внезапно появляющиеся цели — гитлеровских фаустпатронщиков, гранатомётчиков, снайперов, а также пулемётные и артиллерийские расчёты, засевшие в каменных зданиях, откуда их трудно было выкурить. Вместе с ротой шла и санитарка Майя Малинкина: она лишь накануне наступления вернулась из санбата, где служила последнее время. В роте её хорошо знали, и она помнила почти всех, особенно «старичков», тех, кто воевал ещё на Дону, в том числе и Анатолия Полякова. Многие бойцы, особенно молодые, в часы затишья пытались ухаживать за Майей, оказывали ей знаки внимания. Но она, как и раньше, никого близко к себе не подпускала, во всяком случае, старалась ко всем относиться одинаково ровно и внимательно. Тем более что в роте она была одна, а желающих поухаживать чуть ли не каждый снайпер. И стоит только кому-то уделить больше внимания, как тут же начиналось скрытое «соревнование». Проявляются ревность, зависть, а то и хуже того — месть. Майя твердо придерживалась золотого правила: чувства свои держать при себе, ни в коем случае не выказывать их и тем самым не дразнить ребят, не вносить в их ряды раздора и даже малейшего соперничества. Им и без того достаётся: это она отлично понимала. Но война шла к концу, и некоторые, наиболее смелые снайперы пытались всё же добиться хотя бы малейшего расположения красивой и недоступной санитарки. На эти попытки Майя, как всегда, отвечала спокойно и определённо:

— На войне, ребята, надо воевать. Вот покончим с войной, тогда... Тогда посмотрим. Тогда разберёмся, кто в кого влюблён и насколько серьёзно.

На этом сердечные страдания снайперов заканчивались. Продолжалась ратная служба: все стремились быстрее покончить с войной, чтобы свободно выбирать себе невест, объясняться в любви и в конечном счёте жениться на любимых, заводить семьи, растить детей.

Таковы были мечты. Но продолжавшаяся война диктовала свои законы. Она не считалась не только с мечтами людей, но и с их жизнями. Каждый день и каждый бой приносил новые страдания и жертвы. Дошла очередь и до гвардии старшины, кавалера орденов Ленина, Красного Знамени и Славы 3-й степени Анатолия Полякова, к тому времени в совершенстве овладевшего снайперским мастерством и имевшего на своём боевом счету около двухсот истреблённых гитлеровцев. В одном из ожесточённых боев под ним разорвался тяжёлый вражеский снаряд. Взрывной волной Поляков был поднят в воздух и отброшен далеко в сторону от своей огневой позиции. Его спасла «земляная подушка», лёжа на которой он проделал этот совершенно невообразимый трюк. Однако без тяжёлого увечья не обошлось.

Почти две недели старшина находился в госпитале. Последствия ранения и тяжёлой контузии отступали медленно. День и ночь мучительно-тревожно звенело в голове и сильно ныл позвоночник, особенно ночами. Медленно приходили в чувство и ноги: передвигаться по палате он мог с величайшим трудом и только с помощью костылей. «Всё постепенно придёт в норму, — успокаивали Анатолия врачи. — Вот ведь и слух постепенно нормализуется, зарастают перепонки в ушах...»

Всё это так. И всему этому Анатолий радовался, но его удручало отсутствие речи. Почему она пропала? Ведь цел и невредим язык, да и горло почти не беспокоит. Почему не восстанавливается речь? Над этим ломали головы, и врачи. Больной слышит почти всё, что ему говорят, и кивком головы отвечает «да» или «нет». А как хотелось ему поговорить с врачами, поторопить их с лечением. Чаще всего он объяснялся с персоналом записками: правая рука, к счастью, быстрее левой восстановила свои двигательные функции. Это очень облегчало его положение. Но вот беда: немого на фронт не пустят. А речь, как назло, не возвращалась. Чего только не предпринимали врачи — но всё безуспешно. Такое положение сильно беспокоило Анатолия: неужели всю жизнь, как немой, он должен объясняться с помощью рук да карандаша с бумагой? Это же ужасно. А как же быть в пути, в дороге, не говоря уже о беседе с любимой девушкой. Как вообще жить, работать, учиться: он ведь мечтает сразу после войны сдать экзамены и поступить в институт на юридический факультет. Стать профессиональным следователем. А эта неопределённость с восстановлением речи сильно угнетала старшину, и он порою часами лежал на госпитальной койке и уныло смотрел в потолок, перебирая в памяти события войны, наиболее жаркие схватки, различные — смешные и грустные — эпизоды из жизни своей роты, любимых товарищей, их хитрые приёмы по выслеживанию и выманиванию врага. Вспоминал и анализировал наиболее удачные выходы на охоту со своим учителем — Василием Ивановичем Голосовым. Как он ему благодарен за науку...

Но время, о, это время! Как оно мучительно медленно отсчитывает минуты, часы, дни...

И вот однажды, когда Анатолий уныло глядел в окно госпитальной палаты и с грустью думал о своей загубленной молодой жизни, дверь с шумом отворилась и раздался звонкий, прямо-таки оглушительный голос:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное