Читаем Маршал Конев полностью

— Надо сделать что-то необычайное, чтобы больной одновременно испугался и чрезвычайно обрадовался, то есть испытал бы внезапный эмоциональный стресс, был бы буквально ошарашен и радостно потрясён услышанным, — растолковывал врач. — Эффект испуга может помочь. Такие случаи медицине известны, хотя и редки.

15


Свои профессиональные трудности и заботы в эти сложные, но полные радостных событий дни были и у корреспондента фронтовой газеты майора Ивана Барсукова. Не имея своего транспорта, он должен по распоряжению редактора как можно быстрее из общевойсковой армии, в которой был аккредитован, срочно перебраться в танковую генерал-полковника Рыбалко. С командармом Павлом Семёновичем он не раз встречался и беседовал во время боев на Днепре, в Киеве, Львове и на Сандомирском плацдарме. С тех пор прошло много времени, и как его встретят в армии сейчас, сказать трудно. Но как бывший танкист, он верил, что найдёт старых знакомых и всё будет нормально. Ведь главная его задача — найти героев последних, решающих боев за Берлин и написать о них статьи или очерки: кто же не пожелает, чтобы о нём было напечатано в газете? С критическими материалами на войне приходилось выступать редко: главным образом на темы парт- и политработы, деятельности полковых клубов, дивизионных ансамблей, хозподразделений.

И вот, забравшись в кузов попутной машины, усевшись на ящик с какими-то боеприпасами, имея широкий обзор местности и обдуваемый весенним ветром, мчится Иван Барсунов по широкой немецкой автостраде по направлению к Берлину. День хотя и чистый, ясный, но налёты немецкой авиации не пугают (это не сорок первый год): теперь в воздухе безраздельно господствует наша истребительная авиация.

Весна в Европе в полном разгаре. Всё радует глаз, придаёт бодрости, силы, уверенности нашим наступающим войскам. А их здесь — великая, несметная сила. Куда ни глянь — танкисты, артиллеристы, миномётчики, понтонёры, мостовики, конники и чаще всего — великая труженица матушка-пехота. И на всём пути — вдохновляющие плакаты-призывы: «До Берлина 50 км. Быстрее вперёд!», «До логова врага — 30 км. Нажми, товарищ!», «До Берлина — 10! Вперёд, друзья! Победа близка!». Кто-то мелом дописал: «Ничего, дойдём!! Теперь близко — нажмём!!!»

На контрольно-пропускных пунктах и дорожных перекрёстках, где бойко распоряжаются регулировщики, установлены щиты с указанием городов и населённых пунктов, прибиты фанерные листы с крупными радостными надписями: «Товарищи! Оборона Берлина прорвана!», «Ещё один рывок, ещё одно усилие — и победа будет завоёвана!», «Долгожданный день нашей победы настал! Мы у стен фашистского логова — Берлина!». Подобные надписи имеются и на многих автомашинах и орудиях, которые спешат-торопятся к Берлину.

Тут же рядом, навстречу нашим войскам, по краям шоссе и обочинам бредут беженцы: на фаэтонах, тачках, велосипедах, в старинных каретах, с детскими колясками и просто нагружённые домашним скарбом пешеходы, сгорбившись и низко опустив головы. Строем и вразброд бредут пленные, проклиная бесноватого фюрера. Тащатся, с трудом передвигая ноги, недавние узники концентрационных лагерей, бывшие солдаты разных европейских стран и армий. А вдали от автострады — груды разбитой и сожжённой вражеской техники, в своё время собранной из разных стран мира. То и дело мелькают оборонительные железобетонные сооружения и глубокие противотанковые рвы. Все поля изрезаны окопами, опутаны колючей проволокой и густой сетью ходов сообщения. Но вся эта грозная, способная вызвать страх своей неприступностью оборона затрещала по всем швам и рухнула под ударами советских войск.

...Наконец-то Барсунов, усталый и голодный, догнал устремившуюся к Берлину 53-ю гвардейскую танковую бригаду и упросил её командира, своего давнего, ещё с днепровских дней сорок третьего года, знакомого полковника Василия Сергеевича Архипова взять его на своё попечение.

— Более уютного места, чем «поселиться» вместе с десантниками на броне, я предложить тебе, к великому сожалению, не смогу, — слегка улыбаясь, ответил Архипов Барсунову и уже более серьёзно добавил: — Зато будешь видеть своими глазами всё, что происходит кругом. Да и поговорить будет с кем не только на марше, но и в бою...

— Спасибо, Василий Сергеевич, — откровенно ответил Иван, с глубоким уважением взглянул на две золотые звезды, приколотые к запылённой гимнастёрке отважного комбрига. — Одно только уточнение: хотелось бы взобраться именно на броню вашего танка, чтобы иметь возможность консультироваться с вами и с вашей помощью по рации передавать хотя бы короткие сообщения в редакцию. Обстановка ведь меняется так быстро, что надо поспевать.

— Я бы не советовал, — откровенно сказал Архипов. — На моём танке бывает очень тряско, да и немцы за ним гоняются больше: им тоже, как и нам, очень хочется заполучить именно командирский, а не обычный танк... Как вы, журналисты, говорите, поймать «важного гуся».

— Я вас понял. И всё же прошу разрешить мне поселиться на вашей машине, — ещё раз попросил Барсунов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное