Читаем Маршал Конев полностью

Конев окинул взглядом помещение. Перед ним сидели люди, с которыми ему предстояло осуществить операцию более крупного масштаба. От умения командармов, от их энергии, настойчивости в решении поставленных задач зависит исход предстоящих боев. И он продолжил свою мысль:

— При более совершенном уровне управления войсками и организации их взаимодействия по цели, месту и времени мы достигли бы в мартовской операции ещё больших результатов. Но у нас недостаточно была налажена информация снизу вверх. В результате командиры и штабы иногда опаздывали с принятием решений. Средства усиления и подавления нередко отставали. Разведка, обеспечение флангов и стыков по-прежнему являлись слабым местом в управлении войсками.

Конев видел, как люди внимательно слушают его, как тот или иной командарм в согласии кивал головой, записывал главное в свой блокнот. И это вселяло в него уверенность, давало ему моральное право хотя бы в общих чертах рассказать о проведённой бывшим его 2-м Украинским фронтом Корсунь-Шевченковской операции. Эта битва ещё раз показала, что наша армия к тому времени овладела высшей формой оперативного искусства — искусством окружать и уничтожать противника. Иван Степанович особо отметил, что в этой крупнейшей после Сталинграда операции нашли полное воплощение смелое, творческое решение оперативных задач и целеустремлённость в выполнении стратегического замысла. Решающей силой в этой операции были танкисты. Мужественно дрались также артиллеристы, связисты, сапёры и лётчики, хотя погода была абсолютно нелётная. Действуя в условиях внезапно наступившей распутицы и бездорожья, они все свои физические и душевные силы отдавали выполнению боевой задачи и вышли победителями.

Дав общую характеристику руководимой им операции, Конев глубоко задумался. Перед ним почти зримо возник образ главного труженика, героя и мученика войны — рядового пехоты. Он обязан был действовать в любой обстановке, в любых погодных условиях, под непрерывным огнём, сутками без отдыха и пищи... А погода — хуже не бывает: будто шёл не февраль, последний месяц зимы, а конец марта или гнилая осень. Дороги превратились в жижу, в которой утопало все: люди, повозки, машины, пулемётные «тачанки», орудия сопровождения пехоты. Снег сменялся дождём, мороз — оттепелью, а он, солдат пехоты, шагал в валенках и полушубке, которые выдали ему накануне наступления.

Иван Степанович видел, что и этот его рассказ о Корсунь-Шевченковской операции был выслушан с вниманием присутствующими. В заключение он не спеша, чётко сказал:

— Таким образом, опыт показывает, что мы научились осуществлять не только стратегический, но и оперативный манёвр. Тактическое же маневрирование ещё не доведено у нас до совершенства. Нередко проводятся лобовые атаки, в результате которых противник лишь вытесняется, а не уничтожается. Надо учить войска смелым охватам и обходам, заставлять врага вести бой в невыгодных для него условиях, а ещё лучше — окружать его и уничтожать...

Конев остался доволен сборами. Присутствовавшие сделали для себя соответствующие выводы из обмена опытом, ощутили приближение важных событий. В частях и соединениях активнее отрабатывались теперь вопросы разведки, взаимодействия, тактического маневрирования. Хотя официально предстоящая операция не обсуждалась, но все чувствовали, что её начало близко. Выступающие много говорили о противнике, более или менее точно оценивали его оборонительные возможности. Отмечалось, что характер местности, особенно на Львовском направлении, позволяет врагу организовать сильное сопротивление, и это подтверждалось тем, что противник, по данным разведки, усиленно ведёт инженерные работы, создаёт оборону из трёх полос общей глубиной до сорока — пятидесяти километров...


Звонок Сталина на этот раз не был для Конева неожиданным. Он ждал его. Знал, что такой большой, насыщенный войсками фронт не может долго бездействовать.

Поздоровавшись, Сталин будто с укором спросил:

— Не надоело ли вам сидеть в обороне, товарищ Конев? Войска, расположенные севернее, уже наступают. И наступают, как вы знаете, неплохо.

— Мы тоже готовимся, товарищ Сталин, — сдержанно ответил Конев. — Ждём команды.

Сталин коротко определил задачи фронта. Они сводились к тому, чтобы разгромить противника в Прикарпатье, изгнать врага с западных земель Украины и начать освобождение Польши.

— Ив первую очередь надо взять Львов, — заключил он. — Мы в этом особенно заинтересованы...

Верховный Главнокомандующий предложил маршалу разработать план предстоящей наступательной операции и прибыть с ним в Москву. Назвал примерные сроки.

Закончив разговор, Конев встал из-за рабочего стола и некоторое время стоял задумавшись. Затем обратился к вошедшему генералу Соколовскому:

— Ну вот, Василий Данилович, пришло и наше время. Звонил Верховный. Сегодня же принимаемся за окончательную доработку. В распоряжении у нас не более двух недель. Успеем?

— Должны успеть, — как всегда, коротко и определённо ответил Соколовский. — Люди у нас опытные.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное