Читаем Маршал Конев полностью

...Танк лейтенанта Курбатова шёл одним из первых. Высунувшись из башни, командир посмотрел вперёд, вниз, по сторонам. Ничего не видно. Дождь стоит стеной. Слышно только урчание машин, тяжёлое, натужное. Из последних сил пробивают они дорогу в сплошном болотистом месиве. Торфяная почва сделалась студенистой, и в ней вязнут гусеницы — танк оседает, пока не нащупает почву потвёрже. Вдруг сбоку в темноте сверкнуло пламя. Немецкий снаряд пролетел над головой и разорвался неподалёку. Второй упал ещё ближе. Лейтенанта обдало густой жижей. Сплюнув с губ кисловатую грязь, он стал бить из танковой пушки по вспышкам. Попал или нет, но враг замолчал. Двинулись дальше. Глаза, привыкшие к темноте, стали различать силуэты следующих за ним машин, стволы деревьев.

Вдруг совсем рядом, невесть откуда появившись, забуксовал «Виллис». С него спрыгнул человек в плащ-палатке. Откинув капюшон назад, он крикнул:

— Где командир?! Архипов где? Лейтенант склонился пониже:

— Впереди. Я у него ведомый — следом иду. Человек в плащ-палатке крикнул своему водителю:

— Вытаскивай машину, танкисты помогут! А я вперёд пошёл! — И он шагнул в темноту.

Вскоре вновь послышался его волевой голос:

— Василий Сергеевич! Не узнаешь, что ли? Архипов тоже спрыгнул на землю, под ногами неприятно чавкнула грязь.

— Темно, товарищ командарм. Не разглядел. Только по голосу и признал.

— Что скажешь о противнике? Как он себя ведёт? — спросил генерал Рыбалко. — Это необходимо знать маршалу Коневу. Обязательно!

— В общем-то, сопротивление слабое. Редкие атаки мелкими группами танков и пехоты мы отбиваем. В темноте нас нелегко нащупать. Наугад бьёт. Мы же по возможности двигаемся молча и бьём по вспышкам.

— Это вас спасают подразделения тридцать восьмой и шестидесятой армий. Против них враг бросает танковые дивизии и корпуса, яростно контратакует, не считаясь с потерями. Очень хочется ему захлопнуть пробитый нами Колтовский коридорчик.

— Спасибо пехотинцам. Без них танкам не пройти бы здесь.

— Это хорошо, что ты правильно понимаешь роль пехоты. В этом — залог успеха. Но имей в виду: враг собирает южнее Колтова крупные силы танков. Может ударить. Тогда и тебе достанется. Будь осторожен. Непрерывно веди разведку.

Рыбалко шагнул в сторону, и нога его провалилась в вязкую жижу.

— Э, чёрт!

— Главное препятствие для нас, танкистов, — ужасная дорога, — посетовал Архипов.

— Вижу. Но всякую дорогу надо уметь преодолевать.

Подошёл «Виллис». Попрощавшись с Архиповым, Рыбалко сел, как всегда, на переднее сиденье, рядом с водителем, и сказал:

— Трогай. — Сказал как-то буднично, просто, как говорили раньше извозчикам, отправляясь в хорошо известный и не очень тяжёлый путь.

Опершись ладонью о скользкую гусеницу, Архипов снова забрался на танк. Через минуту он уже разговаривал по рации с командиром передового батальона:

— Что? Повтори. Отбил контратаку немецких танков? Сколько машин? Восемь-десять? Близко подошли?.. Ну да, боятся лезть в трясину. Это нам только на руку. Давай снова вперёд!

Лейтенант Курбатов не покидал своего поста в люке танка. Всё-таки противник рядом, и на душе неспокойно. Два-три километра танки могут проскочить запросто и ударить по растянувшимся узкой лентой нашим машинам. Прозеваешь — не скоро дело поправишь. Развернуться негде. Огонь по прорвавшимся вражеским танкам смогут вести только две-три ближайшие машины. И если противник перережет эту ниточку — надолго задержит всю армию, а может, и весь фронт. Генерал Рыбалко недаром же предупреждал быть настороже. Да и механику-водителю с верхотуры легче подсказать, какую выбрать дорогу, где поостеречься, а где поднажать. Глядишь, и выиграли ещё несколько минут, продвинулись вперёд на два-три километра. Это сейчас главное: хоть шаг, да вперёд.

Но вот в предрассветном сумраке показались силуэты каких-то зданий. «Не Золочев ли? — подумал лейтенант и вынул из планшета карту. — Скорее всего Золочев. Вот и шоссе».

Здесь танки не задержались. По обочинам валялось несколько сгоревших немецких грузовиков. «Наш передовой отряд поработал», — заключил Курбатов.

— Поднажми! — поторопил он механика-водителя.

Курбатов снова открыл планшет и посмотрел на карту: впереди лежал крупный узел шоссейных и железных дорог. Это — Красное.

Город проскочили с ходу. Если и были в нём небольшие подразделения противника, то они посчитали за лучшее уклониться от боя.

Потом танкисты углубились в лес и продолжали месить раскисшую землю, лишь изредка достигая приличных дорог, и то лишь для того, чтобы пересечь их и вновь скрыться в лесной чащобе, утюжить просеки и перелески, преодолевать болотистые места.

«Когда же кончится эта слякоть?» — задавал сам себе вопрос Курбатов, всматриваясь в даль. За густыми деревьями между тем уже светлело, лес постепенно расступался, и впереди открывалась широкая, ровная долина.

«Наконец-то», — вздохнул с облегчением лейтенант и передал экипажу:

— Смотрите, братцы, какой простор! Красота-то какая!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное