Читаем Маршал Конев полностью

Вот и первая траншея противника. Шалов рванулся вперёд, уверенный, что все бойцы устремятся за ним. Он бежал не оглядываясь. Сколько раз приходилось ему переживать подобное положение. И не было случая, чтобы бойцы не последовали примеру своего командира. Шалов прошёл со взводом через Сталинград и Курск, переправлялся с ним у лютежского плацдарма на правую сторону Днепра. Люди, конечно, менялись, но традиции оставались. Такова логика войны. Иной раз после жаркого боя Шалов не насчитывал в своём взводе и половины состава. На смену павшим приходили другие — пожилые и совсем ещё молодые, необстрелянные бойцы. Но костяк всегда оставался. К сожалению, из тех бойцов, с которыми Семён Васильевич воевал ещё под Сталинградом, во взводе остался один Булычев. Он назначен командиром отделения: старший сержант начинал, как и Шалов, рядовым бойцом.

Да и те, что пришли во взвод после Днепра, уже закалились в боях, поняли цену лишней гранаты и запасного диска к автомату. Но главное, считал старшина, люди познали силу фронтовой дружбы и взаимной выручки в бою. Вот и сейчас его сердце наполнялось тёплым чувством оттого, что он ощущал за спиной горячее дыхание бежавшего вслед за ним рядового Елагина, для которого эти бои под Золочевом первые. Он прибыл с маршевой ротой и, попав во взвод, вначале был робок и боязлив. Именно это обстоятельство едва не привело его к гибели. Когда однажды взвод попал под миномётный огонь противника, Елагин, упав на землю, так прилип к ней, что никакие команды и призывы не смогли стронуть его с места. Бойцы рывком вышли из-под обстрела, а он продолжал лежать, лишь изредка, когда стрельба стихала, поднимал голову и оглядывался по сторонам. Осколок мины задел его, к счастью, не сильно, и всё обошлось благополучно. Но случай этот многому научил Елагина. Несмотря на яростный, плотный огонь противника, из всего взвода ранение получил тогда только он.

Теперь Елагина не узнать. Обрёл смелость и рассудительность, умело действует на поле боя, смело поддерживает товарищей огнём. Вот и сейчас, спрыгнув в траншею, командир взвода вновь увидел рядом с собой Елагина. Из ячейки выскочил гитлеровец с автоматом, но Шалов успел свалить его ударом приклада. Второй занёс над ним нож, но на выручку подоспел Елагин.

Сверху грохнул взрыв, на Шалова полетели комья земли. — Елагин! — крикнул он. — Жив?

— Жив! — отозвался боец, отряхиваясь.

— Беги, значит, на левый фланг. Скажи командиру отделения, чтобы атаковал решительнее. Мы поддержим огнём.

Елагин скрылся за поворотом траншеи, и тотчас же рядом со взводным встал другой гвардеец. Шалов оглянулся:

— Булычев?

— Я, — отозвался тот.

— Выводи своё отделение вперёд! — Шалов махнул рукой и, показывая пример, устремился на врага.

Оставив позади отбитую у немцев траншею, взвод вышел на широкую поляну. За ней виднелись первые здания Золочева. Вдруг справа неожиданно открыла огонь миномётная батарея врага. Разрывы мин поднимали фонтаны земли чуть позади взводной цепи, и Шалов короткими перебежками повёл бойцов вперёд, надеясь укрыться за домами. Он нацелился на приземистое, широкое здание, похожее на барак или склад, намереваясь охватить его с двух сторон. Расчёт его оказался верным: вскоре поступил приказ командира роты занять именно это здание.

Делая небольшую передышку, гвардии старшина подозвал к себе командиров отделений и коротко пояснил обстановку.

— Наша ближайшая задача — взять это кирпичное здание, — сообщил он. — Очень удобное, значит, для обороны. В нём могут быть скрытые огневые точки. Поэтому вперёд пойдёт отделение Булычева. Надо вскрыть систему огня противника, найти удобные подходы. Двум другим отделениям обходить здание слева и справа.

Кондрат Булычев повёл бойцов короткими перебежками. Они уже преодолели половину расстояния, отделявшего их от цели атаки, как вдруг с левой стороны здания раздвинулся куст жимолости, обнажая узкое окно. Из него высунулся ствол пулемёта, и очередь из него прижала атакующих к земле.

— Ползком, вперёд! — подал команду Булычев и тут же вскрикнул от резкой боли. Тёплая кровь сочилась между пальцами правой руки. Подползший к Булычеву боец-казах предложил:

— Ранен, командир? Давай перевяжу.

— Потом, — скривился от боли Булычев. — Надо быстрей выходить из-под огня.

Они проползли ещё метров десять и свалились в воронку от авиационной бомбы. Разорвав рукав гимнастёрки, боец туго перетянул Булычеву руку.

— Ничего, до свадьбы заживёт, — вспомнил казах русскую поговорку.

Кондрат подполз к краю воронки и выглянул наружу: вражеский пулемёт вёл смертоносный огонь, бойцы отделения лежали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное