Читаем Маршал Конев полностью

— Да-а, — задумчиво сказал Конев, — о других-то они могут. Иногда так распишут-раскудрявят, что и сам герой не может себя узнать.

— Всякое бывает — такая уж профессия, — согласился Крайнюков. — Это у них художественным домыслом называется, а ещё проще — литературной отделкой, чтобы легче читалось и ярче воспринималось написанное. Иной журналист этим настолько увлекается, что забывает подчас о существе дела, и тогда форма превалирует над содержанием. Наш корреспондент таким недостатком вроде не грешит. Он добросовестно, инициативно выполняет свои обязанности: вместе с первым десантом форсировал Днепр, уходил с танкистами в глубокий тыл врага. Летал к словацким партизанам...

Конев терпеливо слушал, с улыбкой посмотрел на Крайнюкова и уже серьёзно сказал:

— Убедил ты меня: обоих — к награде. И девушку и газетчика. Журналистов мы редко отмечаем. Не забыть и отличившихся автоматчиков, чтобы все получили по заслугам. — И, считая разговор оконченным, повернулся к карте.

Крайнюков поднялся, намереваясь уйти.

— Погоди, — остановил его Иван Степанович. — Сейчас придёт Соколовский — вместе подумаем, что делать дальше и как быстрее освободить Львов.

<p><strong>24</strong></p>

Ещё до начала наступления Николай Паршин выслал на Урал своей, как он объяснял, невесте Гале Нечкиной денежный аттестат. Объясняя такой поступок, он писал: «Галочка, не сердись на меня за это. Нет у меня сейчас человека более близкого и родного, чем ты. Именно поэтому я считаю своим долгом поддержать тебя в трудную годину и хоть чем-то облегчить те неимоверные трудности, которые ты переносишь. Я понимаю, что этот поступок может показаться тебе преждевременным. Но война и те опасности, которым все мы подвергаемся, ускоряют наши решения. Я надеюсь, что по здравом размышлении ты поймёшь меня правильно, не осудишь и согласишься со мной...»

Письмо и денежный аттестат Галя получила одновременно и вначале просто растерялась: не знала, как к этому отнестись. Её переполняло чувство благодарности и признательности, но в то же время в глубине души нарастал какой-то протест, какое-то несогласие с тем, что произошло, какая-то неловкость и даже обида. Ей казалось, что она не может, не имеет права принять такую «подачку» (она не могла найти другого подходящего слова), и в то же время ей не хотелось отказом омрачать только что складывающиеся сердечные отношения с Николаем: ведь он так поступил сам, без каких-либо намёков с её стороны, сделал искренне. В конце концов Галя решила, что все деньги, которые ей поступят по аттестату, она будет откладывать на сберегательную книжку, и, когда Николай вернётся с фронта, она преподнесёт ему их как подарок, и тогда вместе определят, на что их лучше израсходовать.

Приняв решение, девушка успокоилась. Постепенно улеглось чувство неловкости, вызванное неожиданным поступком Николая. Осталось и крепло чувство благодарности и нежности к нему. Галя не могла ещё представить, как сложатся их дальнейшие отношения, потому что слишком мало времени они проводили вместе, почти не говорили о своих чувствах и все объяснения между ними происходили, по сути дела, в переписке.

Завод встретил Галю размеренным гулом станков, и, став на своё рабочее место у конвейера, она уже не могла ни о чём думать, кроме своего дела. Темп работы на конвейере не оставлял времени на другие размышления, чувства и эмоции. Чёткий, строгий ритм задавал настрой всему коллективу, благодаря чему в конце концов рождался элегантный, блестевший светлыми красками самолёт-истребитель — гроза врагов.

Немного передохнуть Галя смогла лишь в обеденный перерыв. Быстро перекусив, она вышла из столовой, присела на скамейку в заводском скверике, рассчитывая оставшиеся в её распоряжении минуты провести на воздухе, греясь на теплом летнем солнце. Но тут объявили, что все приглашаются на митинг по случаю передачи авиаторам новой партии истребителей. Галя поднялась и пошла на заводскую площадь, где обычно проводились подобные мероприятия. Ей хотелось посмотреть на фронтовиков и хотя бы через них ощутить ту обстановку, в которой жил сейчас её Коля. Она немного опоздала к началу митинга и подошла, когда выступал молоденький лейтенант в новеньком обмундировании.

— Мы, покрышкинцы, — говорил он, — гордимся тем, что бьём врага на самолётах, сработанных вашими добрыми, умелыми руками, дорогие товарищи. Хорошие это самолёты. Делайте их побольше, а мы уж постараемся, летая на них, приблизить нашу общую победу...

— Кто это? — спросила Галя стоявшего рядом рабочего.

— Лейтенант-то? — переспросил тот. — Из соединения героя Покрышкина. С Первого Украинского фронта, которым маршал Конев командует. Гляди, молодой, а уже орден Ленина заслужил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное