Маршал Конев

Прасковья Петровна кинулась к двери с намерением добраться до подвала, открыть его и освободить несчастного мужа. Но пламя зло лизнуло её лицо, опалило брови, и она отступила, хлопая руками по подолу, сбивая с него искры огня. Тем временем стропила крыши обвалились, балки рухнули вниз, и не было уже никакой надежды помочь Никодиму, спасти его от неминуемой гибели.

Когда Николай Паршин поставил свои орудия в глубине двора Копасей, баба Парася всё ещё сидела на уцелевших от огня брёвнах и, обхватив голову руками, плакала и причитала:

— Ох, горюшко ты моё неизбывное, ой, лихо моё лихушко! Как же мне жить-то теперь? Ни семьи нет, ни хаты, ни мужа...

Лейтенант Паршин, проследив, как бойцы устанавливают орудия, подошёл к хозяйке и стал её успокаивать:

— Ну что вы плачете, бабуся? Не пустим мы больше сюда немцев. Живите спокойно, устраивайтесь. Советская власть поможет...

Прасковья Петровна, глянув на офицера заплаканными глазами и увидев на его плечах погоны, вдруг резко отшатнулась.

— Ты сам немец или власовец проклятый! — резко сказала она.

— Да что вы, бабуся! — удивился Паршин. — Какой же я немец? Я свой, советский офицер. Посмотрите, все наши в погонах...

— Офицер? — переспросила Прасковья Петровна. — Советский? Господи, да я же советского офицера ни разу в глаза не видала, тем более при погонах. Подойди-ка, сынок, поближе...

Прасковья Петровна поднялась, дотянулась исхудавшими руками до лейтенантских щёк, погладила их, а затем поцеловала Паршина в колючий подбородок.

— Горе-то у меня какое, сынок, горе-то какое, — доверительно сообщила она. — Дом сгорел, это ладно. Но ведь и чёловик мий, муж, значит, вместе с домом погорел. Одна я теперь...

Николай как мог успокоил осиротевшую женщину. И она ничего не сказала больше о своём муже. Так и не раскрылась тайна Никодима Копася. Только и осталось Прасковье Петровне ждать сына, сражавшегося против фашистов невесть на каком фронте в рядах Красной Армии.

23

Уже миновали самые критические дни боев, отбиты ожесточённые танковые контратаки противника с севера и юга Колтовского коридора. Уже прошли по нему две наши танковые армии и, выйдя на оперативный простор, острыми клиньями разрезали на куски группу немецких армий «Северная Украина». Зажатые в Бродовском котле восемь фашистских дивизий были разгромлены, и остатки их капитулировали. Но боевое напряжение не ослабевало. «Вперёд, на Запад!» — эти слова слышались всюду днём и ночью, поторапливая командиров и бойцов. Все видели, что идёт большое, решающее наступление.

Водитель транспортной роты красноармеец Женя Калмыкова, казалось, не знала усталости. Её «студебеккер» челноком сновал между складами боеприпасов и передовыми позициями подразделений, уходившими всё дальше и дальше на запад. Чаще всего она одна сидела в просторной кабине, уверенно лавируя между воронками от снарядов и бомб, на большой скорости преодолевала участки, простреливаемые артиллерией противника. Но случались у неё и попутчики. То прихватит раненых, чтобы отвезти их в медсанбат, то подсядет офицер, спешащий по своим делам в вышестоящий штаб или, наоборот, на передовую линию. Женя брала попутчиков охотно: в компании ехать веселее. Многие из них перво-наперво интересовались фотографией, висевшей у неё в кабине: кто да что? Женя обычно говорила, что это её муж. Или, судя по тому, кто спрашивал, отвечала так, что больше не приставали. Но чаще всего просто думала: «Так, знакомый...»

Тысячи рейсов сделала Калмыкова за войну, и ничего такого особенного, никакого чрезвычайного происшествия с ней не случилось. Ну разве что скат осколком пробьёт, или мотор забарахлит, или «искра в покрышку уйдёт». Каждый раз она живо со всеми этими неполадками справлялась сама.

А тут подсел к ней в дороге корреспондент. Его майорские погоны она не сразу заприметила, увидела лишь, что он весьма молодой, лет двадцати-двадцати двух. С орденом Красной Звезды на гимнастёрке. Чубатый такой и симпатичный. Представился он очень просто:

— Барсунов. Иван.

— Ну Иван так Иван. Вся Россия на Иванах держится. Садись — поедем.

Постепенно разговорились. Обычно о чём попутчики спрашивают? Откуда родом да где родные и близкие. Оказались они земляками. Из воронежских мест. Только начал Иван красочно разрисовывать свою Анну — рабочий посёлок, что на берегу Битюга, как вдруг по стеклу резанула автоматная очередь. Три дырки — насквозь. Женя инстинктивно давит на газ. Жмёт изо всех сил, чтобы выскочить из-под обстрела. Но машина резко замедлила ход и стала заваливаться на бок. «Значит, оба левых ската пробиты», — сообразила она. Быстро открыла дверцу, видит — немцы! Уже бегут к машине и кричат: «Рус, капут!» Женя схватила свой автомат — и по врагу очередью. Выскочил из кабины и корреспондент. Оба залегли в кювет. Отстреливаются. Барсунов вытащил свой пистолет: пух, пух, а толку — чуть. Женя кричит ему:

— В кабине, под сиденьем, — трофейный! Возьми! Журналист пулей метнулся в кабину. Схватил автомат и обратно. Снова свалился в кювет, прицелился, и дело пошло веселей.