Маршал Конев: мастер окружений

Еще одно важное свойство характера было у И. С. Конева — его способность управлять чувствами. Пожалуй, нельзя утверждать, будто бы он всегда был уверен в успехе. Понимая, однако, что не имеет морального права вселять свои сомнения в подчиненных, ибо уже это само по себе может послужить причиной неудачи, Иван Степанович стремился сохранить присутствие духа в любых условиях обстановки.

Член Военного совета 1-го Украинского фронта К. В. Крайнюков, долгое время работавший совместно с Иваном Степановичем, отмечая такую черту его характера, как вспыльчивость, вместе с тем подчеркивал, что он не помнит случая, чтобы Конев, «поддаваясь минутному настроению, смещал офицеров с должностей или же ходатайствовал об их замене»[117]. «Я много раз был свидетелем, как реагировал Иван Степанович Конев на ту или иную ошибку подчиненных, — пишет генерал Н. М. Хлебников. — Он никогда не обвинял в ней весь коллектив, а находил конкретных виновников, разбирался во всем и, если было необходимо, крепко их наказывал… Он умел без лишних «громов и молний» поддерживать в войсках высокую дисциплину и чувство ответственности»[118].

Глубоко уважал Конев тех людей, которые добросовестно выполняли свой служебный долг. В этой связи уместно привести рассказ А. И. Соломахина, офицера для особых поручений командующего войсками фронта в годы войны.

«…В конце января 1944 года командующий на танке возвращался в штаб. На переправе встретил колонну машин с боеприпасами, которые завязли в болоте. Командир колонны остановил танк и потребовал помочь вытащить машины. Тот, кого он принял за танкиста, заявил, что торопится и сделать это не может. Танк рванулся с места. Но лейтенант бросился навстречу машине, загородил ей путь, как будто бы был в силах остановить стальную громадину.

— Ты что же, друг, русского языка не понимаешь, что ли? — закричал он. — Там наша бригада, слышишь, бой ведет, последние боеприпасы добивает, а тебе лень машины со снарядами вытащить. Хоть давите гусеницами — не пропущу!

Рослый человек вылез из башни, соскочил на снег и приказал экипажу вытаскивать из грязи завязшие машины. Сам же он неторопливо похаживал по протоптанной дорожке, покуривая и посматривая на часы. Кто-то шепнул лейтенанту, что это вовсе не танкист, а командующий войсками фронта. Юноша оробел, подбежал к командующему, бросил руку к козырьку, хотел пробормотать формулу официального извинения. Однако И. С. Конев перебил его:

— Правильно действовали. Молодец! Как фамилия? Пастухов? Молодец, товарищ Пастухов. Благодарю за службу.

Он пожал лейтенанту руку и легко вскарабкался на броню танка…».

Боевые друзья маршала вспоминают и другой пример, характеризующий отношение Ивана Степановича к соратникам, когда в последний день мая 1945 года в Торгау, где располагался штаб 1-го Украинского фронта, проходила торжественная церемония вручения командирам соединений правительственных наград. На правом фланге строя заслуженных боевых генералов стоял командир 17-й артиллерийской дивизии прорыва генерал-майор С. С. Волкенштейн, участник Гражданской войны, прошедший боевой путь в годы Великой Отечественной войны от стен Ленинграда до Берлина и Праги. Маршал Конев подошел к нему первому. Достал из коробки Золотую Звезду Героя, прикрепил награду к груди мужественного артиллериста. Пожал руку, поздравил и несколько неожиданно для присутствующих по-русски, в пояс, поклонился. Поклонился и всем тем, кто стоял в строю.

Об объективном подходе к оценке деятельности подчиненных свидетельствует факт, приведенный генералом К. В. Крайнюковым в книге «От Днепра до Вислы» при описании боев на сандомирском плацдарме. В те дни немецкая авиация неистовствовала, подвергая бомбовым ударам позиции советских войск. При поддержке авиации проводились контратаки. На одном из участков за Вислой немцам удалось потеснить измотанные боями поредевшие части 13-й армии. Узнав об этом, И. С. Конев в довольно резкой форме упрекнул генерала П. П. Пухова.

«Армия — не институт благородных девиц, — насупившись, ответил он на реплику члена Военного совета. — Я не намерен рассыпаться в любезности, когда ставится под удар судьба плацдарма. Враг без боя не сдается. Надо вырвать у него победу, понимаешь, вырвать! А это достигается умением и настойчивостью командиров, стойкостью и решительностью воинов.

— У генерала Пухова умение есть, а воли тоже достаточно, — заметил Крайнюков. — Только она не показная, а внутренняя, осознанная, выстраданная на войне, закаленная в боях.

Иван Степанович усмехнулся и махнул рукой:

— Ну, пошел философствовать — «внутренняя, осознанная»… Сам знаю Пухова и по Курску, и по Днепру, и по Висле. Грамотный, энергичный, смелый и решительный генерал…».

В личном архиве Ивана Степановича хранится много писем. Приходили они в разные годы, от разных людей, по разным вопросам. Одним он помогал в трудоустройстве, другим — в поиске истины, третьим — в определении своего места в жизни. А жизнь Иван Степанович любил, стремился жить во имя будущего. Интересен эпизод, рассказанный его дочерью Майей Ивановной.