Читаем Маршал Ней: Храбрейший из храбрейших полностью

В мирное время в монотонной жизни солдата есть только учения, фланирование по улицам, знакомства с девицами, попойки и горячие споры, которые довольно часто заканчиваются дуэлями. Будущий маршал Ожеро, бретёр, если верить военной молве, был вынужден покинуть свой полк, после того как убил офицера из благородных, который его провоцировал. Гусару Нею не были чужды подобные поступки. Ему случилось скрестить клинки с большим специалистом по этой части, инструктором по фехтованию Винтимилльских егерей. Едва начав поединок, юный Мишель почувствовал, что кто-то тянет его за косичку. Это был командир полка, который тут же отправил его под арест. По законам чести Ней после освобождения тут же продолжил прерванную дуэль. Рассказывают, что в этом поединке взбешённый лотарингец вышел победителем, после того как нанёс столь сильный удар саблей, что бедный инструктор остался калекой на всю жизнь.{25} Представляется, что с годами склонность Нея к подобным выходкам стала ослабевать. Застав своего капитана кающимся перед распятием после успешной дуэли, Ней дал ему мудрый совет: «Если уж Вы такой набожный, вспоминайте о боге до того, как убьёте кого-то из своих друзей».{26}

Наш персонаж быстро и уверенно создаёт себе репутацию лихого рубаки и прекрасного наездника. Друзья завидуют его железному здоровью, пламенной душе и «нордическому типу лица».{27} Польский офицер Александр Фредро вспоминает, что «благородный» силуэт князя Москворецкого напоминал ему профиль Павла I.{28} Нею досталось «здоровье, без которого нет героя». Чувствуется, что внутри этого человека соперничают разум и отвага, но для того, чтобы его горячая натура нашла путь к самовыражению, нужны соответствующие обстоятельства.

Обстоятельства? Вооружённая революция!


ГЛАВА ВТОРАЯ.

Лавры на алтарь отечества

О тех, кто, подобно мне, помещён в большой мировой театр в чрезвычайную историческую эпоху…

Талейран

20 апреля 1792 года никто не мог предположить, что Франция вступает в войну, которая продлится двадцать три года, от Вальми до Ватерлоо. Эти двадцать три года сражений позволят героям в сапогах оставить потомкам свои имена, выгравированные на Триумфальной арке.

В этот день Людовик XVI, принявший сторону воинственных политиков прибыл в Ассамблею,[9] преодолев своё крайнее отвращение к ней, чтобы предложить её членам объявить войну королю Богемии и Венгрии.[10] То, как он держал себя, изменившиеся черты лица, его голос — всё выражало глубокую скорбь и мрачные предчувствия. Реакция депутатов последовала немедленно: «Война! Только война! Она неизбежна! Да, пусть Ассамблея погрузится в море крови, даже если в живых останется один из нас, он провозгласит войну! < … > И в миг пламя раздоров гаснет, гремят пушки, звучат ружейные залпы, и всё это во имя свободы».{29} Предложение; встреченное возгласами одобрения, принимается законодателями практически единогласно — против только семь сторонников Ламета.


Начало военных действий предоставляет шанс нетерпеливому Мишелю Нею, как и многим другим, проявить свою храбрость. Он покидает казарму в Меце, не имея представлений ни о масштабе, ни о последствиях этой войны — первой искры пожара, в котором погибнут те, кто её зажёг. В 1792 году, не понимая ни мотивов, ни размаха надвигающихся событий, общественное мнение рукоплещет крестовому походу в защиту свободы, крестовому походу без креста, походу, вызывающему энтузиазм масс своей идеологической ясностью и внешними проявлениями, близкими народу. Речь идёт не об одном коронованном человеке, вызвавшем бурю — вся нация в едином порыве приветствует войну.

Около Кариньяна Ней догоняет армию Лафайета. Под барабанную дробь его принимают в героическую фалангу, подобную грозным отрядам македонских пехотинцев в эпоху Александра. Ряды ощетинились республиканскими штыками и пиками санкюлотов, обращенными в сторону захватчика, на территорию которого Франция намерена вторгнуться, превращая тем самым попытку завоевать её в разгром самого агрессора. Боевое крещение будущего маршала происходит в ситуации, когда отечество в опасности; складывается картина, достойная Данте: вторжение австро-прусских войск, намеренных выйти через Шалон на дорогу к Парижу, где уже была свергнута конституционная монархия.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже