Маршал Ней

На поле, усеянном телами погибших, появляется призрак. Это Ней, его ботфорты увязают в жирной земле, он чёрен от пороха, одежда в лохмотьях, один эполет разрублен ударом сабли, в руке — обломок клинка. Разбитая, но ещё не упавшая статуя. Кажется, что он и вправду ищет смерти, он вышел на двести шагов вперёд, но смерть, столь прожорливая в тот несчастный день, пренебрегает им — пока пренебрегает. Взгляд Нея выражает удивление, он углубляется в середину последнего каре и кричит, перекрывая грохот орудий:

— Смотрите, как умирает маршал Франции!

Но судьба приготовила другой конец князю Москворецкому.

Как рассказывает граф Семалле, уже вечером в день сражения Император поинтересовался судьбой Нея. Опасаясь, что маршал доберётся до Парижа раньше него и распространит там свою версию случившегося несчастья, Наполеон спешит возвратиться в столицу.^{394} Нея мучает лихорадка, жестокая лихорадка, от которой страдает и душа, и тело. Отступая, он был оттеснён к Франу, где один офицер Лефевра-Денуэтта одолжил ему свою лошадь, на которой он добрался до Маршьенн-ле-Пон, что на реке Самбра. Там, в свою очередь, он пытается узнать, что стало с Наполеоном. Но напрасно: некоторые говорят, что он сгинул в гуще сражения, другие утверждают, что после нескольких безуспешных атак во главе Гвардии он был сброшен с коня и попал в плен. Всё теряется в пыли и тумане битвы. Маршал отправляется в путь и 21 июня при въезде в Париж узнает, что Император опередил его на несколько часов. В случайной карете в сопровождении немногочисленного эскорта Наполеон уже прибыл в столицу. Им больше не суждено встретиться.

Добравшись до Елисейского дворца, Наполеон принимает горячую ванну. Он говорит без умолку, описывает сражение, добавляя многочисленные «если бы». Император винит Нея, на что Даву находит мужество и честность, чтобы возразить, перебивая повелителя:

— Сир, верно служа вам, он завязал петлю на собственной шее.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Одинокий всадник

Сильный человек — одинокий человек.

Генрик Ибсен

На другой день после Ватерлоо маршал Ней встречает Жозефа Фуше, своего антипода, Макиавелли того времени, человека без эмоций, прямого, будто накрахмаленного, с непроницаемым гипсовым лицом, которое никогда не выдаёт никаких чувств. Ней дорого бы дал за возможность вычеркнуть из своей жизни эпизод в Лон-ле-Сонье, без которого его жизнь после Ватерлоо могла бы быть безоблачной. Ней признаётся Фуше, который до возвращения Людовика XVIII был ответственным за все государственные дела, что он не «человек ситуации», что с его характером он не может быть ни бесстыдным обманщиком, пользующимся политической конъюнктурой, — понял ли Фуше, что маршал намекал именно на него? — ни беспощадным мстителем, отвечающим силой на силу. Герцог Отрантский присоединяется к рассуждениям маршала. Как всегда, главным становится слово «жертва». Надо было слышать, с каким сокрушённым видом он его произносит. Фуше обрабатывает Нея: «Вы стали жертвой амбиций Наполеона, жертвой его обмана». Именно это и хотелось услышать маршалу. Император в своём поражении обвиняет Нея, Фуше это подтверждает, добавляя, что в бонапартистских кругах о Нее «рассказывают ужасы». Ловкий герцог иносказательно преподносит маршалу желаемое и продвигает свои пешки, подталкивая Нея к большому жужжащему улью, который представляет из себя Палата пэров в тот момент, когда Наполеон отказывается от престола в пользу своего сына. Голос Храбрейшего из храбрых предопределит решение в ходе дебатов по поводу Ватерлоо. План Фуше требует, чтобы большинство Палаты выступило против Наполеона, чтобы похоронить саму мысль о новой Французской кампании. Что бы ни говорил по этому поводу Анри Уссэ, ядовитая отповедь, с которой маршал готовится выступить, порождена стоном, хотя и идущим из глубины души, но всё же навеянным другим, а именно — Жозефом Фуше. Он намерен манипулировать Неем, как и Даву, и Карно — людьми, которые в военной стратегии разбираются лучше, чем в политике. В благодарность за оказанные услуги Фуше обеспечит паспорта Нею. Позже Ней обвинит его в предательстве, что тоже не исключено, если поверить «Мемуарам» де Семалле, который заявляет, что герцог Отрантский испытывал личную неприязнь к маршалу.^{395}