Маршал Победы. Освободительный поход «попаданца»

– Вы понимаете, чем это грозит? – перебил Василевского Михаил Николаевич. – Вот мы победили государство, а потом взяли и вырезали всю его элиту или иным образом репрессировали. Как к нам будут относиться элиты иных стран? Прямо просто тянуть ручки, стремясь лобызать нас в десны? А вот если после победы мы прибьем только самых непримиримых, а с другими сможем договориться, то они увидят шанс. Свой, личный, персональный шанс. Война на истребление – не очень хорошая затея. Ведь даже мышь, загнанная в угол, становится опасной, а тут совсем не мыши. Нам нужно меньше размахивать револьвером, мы же в конце концов не бандиты с большой дороги.

– Это война! – воскликнул Василевский. – Тут убивают.

– Это политика! – осадил его Тухачевский. – Если вы хотите не просто помахать сабелькой да пострелять, а воспользоваться плодами победы, то нужно думать не только о войне, но и о том, какой мир будет после нее. Или вы считаете, что на одной чистой силе мы сможем склонить в свою сторону Европу, а потом еще и удержать? Это исключено! Надорвемся!

– Я согласен с товарищем Тухачевским, – после минутной тишины произнес Сталин. – Нам нельзя загонять профессионалов в угол, даже если они раньше сражались против нас. Им нужно давать шанс…

Глава 4

3 мая 1942 года. Германия. Ставка Гитлера

– Почему вы топчетесь на месте! – Гитлер был в ярости. Он кипел. Казалось, что еще немного – и его разорвет на тысячи маленьких чертей, разбрызгивая его бурлящие эмоции на окружающих.

– Мой фюрер, – пытался оправдаться Кейтель, – в тылах полный разлад. Солдаты потеряли веру в победу и не желают сражаться с русскими.

– Да, мой фюрер, – кивнул начальник Имперской службы безопасности Гейдрих. – Мы завели какое-то дикое количество дел на офицеров и генералов. Несколько тысяч задержанных.

– Как вы это можете объяснить? – уже спокойнее произнес Гитлер.

– Армия не желает воевать, – пожал плечами начальник РСХА. – Причин мы пока не выяснили. Отрабатываем несколько версий. Наиболее вероятной, на мой взгляд, является стихийный бунт в Вермахте. Глухое недовольство, что зрело с начала тридцатых, стало обретать новую форму. Отстранение от дел Гальдера и последующая чистка дали полностью противоположный результат, нежели мы ожидали.

– Вот как? – раздраженно и снова закипая спросил Гитлер. – У них есть лидеры?

– Как таковых лидеров нет.

– А что же Гальдер? Разве это не он мутит воду? – с плохо скрываемой злостью произнес Кейтель, почувствовав возможность столкнуть на своего старого конкурента вину за провал.

– У нас нет таких сведений. Да, Гальдер встречается с другими генералами, но за ним никаких подрывных высказываний не замечено. Кроме того, он, насколько мне известно, принял участие в подготовке нескольких успешных операций. На общем фоне, конечно.

– С кем он встречается? – надрывно спросил Гитлер.

– Скорее дружит, – поправил его Гейдрих. – Гудериан, Дениц, Шпеер. Эта четверка нередко проводит вместе небольшие посиделки. Из наблюдения за ними можно сделать только один вывод – у них теплые дружеские отношения.

– Вы уверены?

– Полностью, – кивнул Гейдрих. – Гальдер, Гудериан и Дениц подружились еще во времена Чехословацкой кампании, а Шпеер к ним присоединился совсем недавно. Но влился отлично.

– Какие меры мы можем принять? – сменил тему Кейтель, которому совсем не понравились ответы Гейдриха.

– В отношении повышения боеспособности Вермахта?

– Именно, – отметил Гитлер. – Если заговора нет, то нужно предпринимать меры к тому, чтобы его и не возникло. Друзья они или заговорщики – сейчас не имеет никакого значения. Не время сейчас для того, чтобы пытаться свести счеты со старыми врагами, – подчеркнуто строго произнес фюрер, смотря прямо в глаза Кейтелю.

– Полагаю, что попытки давления на офицеров и особенно на генералитет нужно прекратить, потому что это дает обратный результат, – начал Гейдрих, с усмешкой посматривая на Кейтеля. – Наметившийся раскол связан с тем, что между партией и Вермахтом пролегла трещина противостояния. Давно. И с каждым годом она продолжала расти и укрепляться. Единственной причиной, из-за которой Вермахт не встал на дыбы и не уничтожил нас, была верность офицеров старым прусским военным традициям. Не принято в этой среде предавать и поднимать бунты, как бы плохо им ни было.

– И вы предлагаете их не наказывать за провалы?