Маршал Рыбалко

На третий день операции возросла активность немецкой авиации. На низких высотах самолеты противника методично бомбили боевые порядки правого фланга армии, нанося нам ощутимые потери. Тем не менее, наступающие соединения стремительно продвигались вперед, освобождая один за другим десятки населенных пунктов.

Еще через сутки немецко-фашистское командование ввело в сражение танковую дивизию СС «Адольф Гитлер», и темп нашего наступления начал постепенно снижаться.

...Бои на подступах к Чутуеву развернулись уже 5 февраля, но овладеть городом части 12-го танкового корпуса смогли лишь на шестой день. Противник сильно укрепил правый берег Северского Донца, и форсировать реку приходилось под мощным огнем вражеской артиллерии.

В один из этих дней командующий побывал в передовых порядках корпуса и вернулся к себе на КП в плохом настроении.

— Что так мрачен, Павел Семенович? — спросил я Рыбалко.

— Да вот сомневаюсь, правильно ли поступил, отругав Кобзаря.

— За что же ты его?

— За мотострелков.

Нервно закурив, он стал рассказывать:

— Днем солнце печет, снег тает, а они его животом пашут. Промокают дс нитки. А ночью — мороз 10 градусов, и одежда на людях — вроде жесткого панциря. Легко ли в ней двигаться? Обсушиться-то некогда — воевать надо, а сменить не на что. Глядя на них — просто душа болит: зуб на зуб не попадает, но воюют!..

— Но что же может сделать Кобзарь? Сам знаешь, он едва поспевает подвозить горючее и боеприпасы.

— Что может сделать? — перебил меня Рыбалко.— То, что сделал у Потапова его зам по тылу. Уже третью ночь подряд он подвозит своим мотострелкам сухое белье, одежду, горячую пищу в термосах. И люди стали веселее воевать! — Подумав, он предположил: — Наверное, этот капитан до войны был хорошим хозяйственником.

Я вспомнил, что у командира 97-й танковой бригады И. Т. Потапова заместителем по тылу — А. Г. Пивоваров. До войны был директором техникума, а не хозяйственником. И я сообщил об этом Павлу Семеновичу.

— Директором техникума? — удивился он.— Тогда — тем более молодец! Вот бы моему заму по тылу такую инициативу проявить!

*— Кобзарю как раз инициативы не занимать,— не согласился я.— Но ведь сейчас армейский тыл действительно не может... Да, а что ответил Тихон Тихонович, когда ты его ругал?

— Сказал, что немедленно даст команду вывезти в мотострелковые подразделения все запасы, имеющиеся на ближних базах. Только...— Павел Семенович смутился,— только не уверен, что их там достаточно...

— Вот и выходит, что ругал ты его зря.

*— Нет, не зря! — защищался Рыбалко.— Почему он, опытный хозяйственник, сам не додумался до того, до чего додумался этот директор техникума?

И Павел Семенович повеселел: не зря, значит, ругал своего заместителя по тылу — поднатужится и будет у мотострелков сухая одежда.

Так бывало нередко. Отругает кого-нибудь командарм сгоряча, а потом казнится: справедливо ли? Но делу — польза. А виноватый в другой раз уже ошибки не допустит.

Сражение за Чугуев затягивалось. И это тревожило командующего армией. Он постоянно находился в корпусе Зиньковича, принимая меры к ускорению темпов наступления. На одном участке усиливал танковые бригады артиллерией, на другом — авиацией. Но и в самый разгар битвы командарм не упускал из виду политработы, подымавшей наступательный дух воинов. Как и всегда, в эти дни Рыбалко требовал от армейской печати оперативно освещать подвиги воинов, показывать их отвагу, мужество, стойкость, героизм. И не прощал корреспондентам, если публикуемые материалы не отвечали этому требованию, грешили общими фразами, мелкотемьем.

Об одном из таких случаев вспоминает сотрудник армейской газеты «Во славу Родины» капитан С. Г. Никитин.

Чугуев был освобожден 10 февраля. На следующий день вышла газета со статьей Никитина, посвященной этому событию. Корреспондент писал, что на пути к Чу-гуеву передовые части 12-го танкового корпз^са натолкнулись на мощный заградительный отряд противника, сосредоточенный в селе Малиновка, разгромили его и

беспрепятственно вошли в Чугуев. Далее сообщалось, что бойцов удивили тишина и чистота на улицах города. Жители объяснили, что гитлеровцы при отходе заставили их отгрести от домов снег, а сами на подметенных улицах установили мины.

— И зто все? — возмутился Рыбалко, прочитав газету. А через два дня, встретив Никитина, строго раскритиковал статью.

Произошло это в танковом батальоне А. Н. Жабина, расположившемся под Роганью в ожидании приказа на выступление.

Наступала ночь. Горел костер, танкисты пекли картошку. И тут подкатил «виллис» командующего. Комбат поспешил с рапортом, но Рыбалко взмахом руки остановил его. Подошел к костру. «Картошка? Спеклась? А ну, лавай ее сюда!» — с этими словами он нагнулся и вы-Срал одну покрупнее. Съев, похвалил. Затем поинтересовался, какую задачу выполняет батальон, каков обзор, ориентиры. Собрался, было, уезжать, но тут заметил Никитина и обрушился на него: