Маршал Рыбалко

Мне запомнился пожилой человек, рассказывавший, как жителей согнали к дому, где помещалось гестапо, якобы для того, чтобы выслушать какое-то объявление. Но вместо него на виду у всех с балконов этого страшного дома сбросили нескольких человек с петлями на шеях. Другой конец веревки был привязан к перилам...

Постепенно в городе скоплялось много войск: три стрелковые дивизии 40-й армии, два танковых корпуса, две стрелковые дивизии нашей 3-й танковой и четыре

стрелковые дивизии 69-й армии. Это, разумеется, не укрылось от гитлеровской разведки, и в середине дня Харьков подвергся усиленным бомбардировкам.

Мы с Рыбалко в тот день — не впервые за последнее время — вновь попали под бомбежку.

Еще при подходе к Харькову, когда штаб армии находился в Чугуеве, неподалеку от начала дороги на Ро-гань, немецкая авиация совершила налет на домики, где расположились командующий и Военный совет.

Мы выехали в Харьков и обосновались на Холодной Горе. Но не успели еще установить связь с войсками и разместить отделы штаба, как снова подверглись авиационному налету. Начался он в четыре утра и продолжался до десяти вечера. А ведь переезжали мы ночью, скрытно, со всеми мерами предосторожности.

— Похоже на то, что противник следит за нами,— сказал Рыбалко.— Неужели кто-то информирует его о наших передвижениях и наводит точно на цель? Но кто?

Ответа на этот вопрос не нашли. Люди у нас были проверенные и подозрений не вызывали. В то же время трудно было объяснить такую целенаправленную бомбежку простой случайностью.

Налет на Холодную Гору оказался не последним. Ночью мы перенесли командный пункт на паровозостроительный завод. Однако и тут нас настигла бомбежка, не прекращавшаяся ни днем, ни ночью. В результате массированного налета мы потеряли тридцать человек.

Одна бомба попала в трехэтажный заводской дом, занятый командующим, Военным советом, оперативным отделом и управлением тыла. От взрывной волны рухнули перекрытия в комнате, где вместе со мной поместился накануне прибывший новый начальник штаба армии ' генерал-майор Дмитрий Дмитриевич Бахметьев. Но нам повезло: мы в это время находились в комнате Рыбалко. Тут же был начальник оперативного отдела полковник В. Г. Петровский. Эта комната более или менее уцелела, если не считать вылетевших из оконных рам стекол. Той же взрывной волной нас разбросало по углам. Поднявшись, с трудом спустились по разбитым лестницам в подвальное помещение...

17 февраля к нам приехал представитель Ставки А. М. Василевский. Накануне был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении ему звания «Маршал Советского Союза». Мы поздравили

Александра Михайловича. Коротко поблагодарив, он

сказал:

— Я вас тоже поздравляю. 3-я танковая армия отлично справилась со своей задачей! — Но тут же по-дружески пожурил: — Как это вы умудрились подставить себя под фашистские бсмбы? Кто же так выбирает место для штаба армии? У 3-й танковой впереди еще много славных дел и не хотелось бы по нелепой случайности терять ее командующего и члена Военного совета.

— Уже знаете,— засмеялся Павел Семенович.

— Знаю и сержусь на вас. И требую большей осмотрительности!

Рыбалко переглянулся со мной и пообещал:

— Постараемся уцелеть, товарищ маршал. Во всяком случае — до окончательной победы...

— Не согласен! — воскликнул Александр Михайлович.— Я надеюсь, что вы проживете еще много лет после победы. Надеюсь, не возражаете, Павел Семенович?

При этом он с такой теплотой заглянул в глаза Рыбалко, что тот, как мне показалось, даже смутился.

Тогда я впервые обратил внимание на то, что Василевский не только уважал Павла Семеновича как талантливого военачальника, но и симпатизировал ему как человеку, наделенному высокими личными достоинствами. Потом эта симпатия, возникшая в суровые годы войны, переросла в искреннюю душевную привязанность.

Харьков был освобожден, но окружение харьковской группировки противника завершить не удалось. У подвижных частей армии, в частности у кавалерийского корпуса, не хватало сил. 12-й танковый корпус продолжал вести бой с отрезанными группами гитлеровских войск в районе Лизогубовки и Шмаровки.

Освободив эти населенные пункты, части корпуса 19 февраля завязали бой за Мерефу и на исходе дня овладели ею. Продолжая наступление, они подошли к сильно укрепленному опорному пункту врага — селу Ка-мышеватое. Здесь героический подвиг совершил командир орудия истребительно-противотанковой батареи младший сержант М. Г. Елисеев.

Батарея поддерживала огнем наступление танковой бригады. На нее двинулось пять немецких танков. Один из них артиллеристы подожгли, но тут над головами

начали рваться снаряды, и град осколков засыпал орудийные расчеты.

В расчете Елисеева в живых осталось двое — командир орудия и заряжающий, оба раненые. Прямые попадания вывели из строя остальные орудия, расчеты погибли.