Маршал Рыбалко

Правда, уверенности в том, что 3-я гвардейская танковая армия будет участвовать в штурме Берлина, у нас не было. Мы знали, что войска 1-го Белорусского фронта подошли к нему ближе, чем армии 1-го Украинского; поэтому на них, очевидно, и возложат задачу овладения Берлином. Наши же функции, скорее всего, ограничатся лишь содействием им. Однако все воины, от солдата до генерала, горели желанием участвовать в штурме фашистской цитадели и не теряли на это надежды.

Этим же, очевидно, руководствовался и Рыбалко, когда проводил занятия с командирами корпусов и бригад. На ящике с песком и на крупномасштабных картах, отрабатывая действия войск при форсировании рек Нейсе и Шпрее — последних водных рубежей перед Берлином, он много внимания уделял также действиям танковых частей в населенных пунктах. В качестве примера, может, и неумышленно, Павел Семенович неизменно брал Берлин:

— По данным разведки известно, что на улицах этого громадного города воздвигаются мощные баррикады, каждое каменное здание превращается в опорный пункт, в домах оборудуются гнезда для фаустников...

Тут кто-из командиров не выдержал:

— Значит, мы все-таки будем брать Берлин?

— Прикажут — будем,— уклончиво ответил Рыбалко, но по лукавому прищуру его глаз угадывалось, что сам он в это верит.— Во всяком случае, надо быть готовыми и к такому развитию событий.

Анализируя и проигрывая по карте возможные варианты действий танковых и мотострелковых бригад в таком огромном городе, как Берлин, он удивлял командиров точным знанием расположенных в нем стратегически важных объектов.

К предстоящим боям усиленно готовились и войска армии. В подразделения взамен павших на поле брани были подобраны новые командиры, парторги, комсорги, агитаторы. Бригады и корпуса были обеспечены горючим, боеприпасами, продовольствием. Командарм, придирчиво проверяя ход подготовки, в беседах с воинами говорил:

— Петр Первый считал, что храброе сердце и исправное оружие — лучшая защита государства. В ва-

шей храбрости я ие сомневаюсь, а что касается оружия, то вы обязаны подготовить его так, чтобы в сражении не отказал ни один танк, ни одно орудие или миномет!

Выступая на партийных и комсомольских собраниях в частях, Рыбалко призывал коммунистов и комсомольцев в предстоящих боях показать образцы доблести и геройства.

— Очень важно,— подчеркивал он, — чтобы каждый воин уяснил свою личную ответственность за общий успех.— И напоминал слова Ленина: «...надо внушить каждому в отдельности, что от его храбрости, решительности и преданности зависит окончание войны»²¹.

К 14 апреля армия полностью подготовилась к нанесению сокрушительного удара по врагу и с нетерпением ожидала приказа на наступление.

И наконец, 16 апреля началось наступление. Загрохотали тысячи орудий и минометов, обрушив на головы неприятеля ураганный огонь. Достаточно сказать, что на каждый километр фронта прорыва приходилось 250 стволов. К траншеям гитлеровцев понеслись молнии «катюш», а затем над водами Нейсе и обороной врага пополз густой дым. Это ставили дымовую завесу сотни штурмовиков 2-й воздушной армии генерала С. А. Красовского. Дым клубился и расползался, скрывая саперов, наводивших переправы, и пехотинцев, форсировавших реку.

Два с половиной часа гремела артиллерия, затем наши самолеты разбомбили узлы сопротивления и резервы противника в глубине обороны, нарушили его коммуникации и связь. А тем временем переправившаяся на западный берег пехота при поддержке артиллерии поднялась в атаку. С целью завершения прорыва 'первой полосы обороны в бой были введены переправившиеся через Нейсе передовые бригады 3-й гвардейской танковой армии. Во взаимодействии с общевойсковыми соединениями наши танкисты, преодолевая яростное сопротивление гитлеровцев, к исходу дня прорвали эту полосу.

52-я бригада Л. И. Куриста, выделенная в передовой отряд 6-го корпуса, сосредоточилась в лесу, у самого берега Нейсе. Здесь должны были оборудовать переправу армейские саперы, но они задерживались, и комбриг не стал дожидаться. Саперы бригады, промеряя шеста-

ми русло реки, отыскивали брод, по которому смогли бы переправиться танки.

В это время подъехал Рыбалко. Подошел к берегу, понаблюдал за саперами и приказал комбригу немедленно форсировать реку вброд. Но как только зарокотали моторы танков, противник открыл орудийный и минометный огонь, очевидно, догадавшись, что в этом месте готовится переправа. Рыбалко приказал саперам уйти в укрытие, а сам остался на берегу. Не ушел и Курист. Лишь отдав необходимые распоряжения, командарм уехал.

Вспоминая об этом случае, Л. И. Курист рассказывал:

— Командующий был абсолютно спокоен, хотя вокруг все буквально кипело от разрывов снарядов и мин. Но я убежден, что он не бравировал. Мне не раз приходилось видеть Рыбалко в подобной обстановке, и всегда он был так же спокоен. Бесстрашие было органическим свойством его натуры.