Читаем Маршал Шапошников. Военный советник вождя полностью

Самое занятное, что он и его идейный вдохновитель Троцкий были представителями именно привилегированных социальных слоев, не питали уважения к пролетариям и плохо знали их психологию. Когда рабочие Западной Европы выступили в поддержку российского пролетариата, такая солидарность была ошибочно расценена как готовность к гражданской войне. Мол, достаточно революционного импульса извне, — и вспыхнет мировой пожар.

Правда, в отличие от Тухачевского, Троцкий более реалистично оценивал причины провала данной кампании: «Мы, однако, переоценили революционность внутреннего положения Польши в тот период. Эта переоценка нашла свое выражение в чрезвычайной, т.е. несоизмеримой с ресурсами, наступательное™ нашей операции».

Но дело, пожалуй, обстояло не совсем так. Пока поляки сражались на территории Белоруссии, местное население было к ним настроено враждебно, как к оккупантам. Ситуация резко измени-

-~УП- лась, когда военные действия переместились к Варшаве. Теперь уже Красная Армия выступала в роли захватчиков. Поляков сплотил клич «Отечество в опасности!». Большевики, признав независимость Польши, теперь вроде бы захотели вновь сделать ее частью российской, теперь уже «пролетарской империи». Была задета национальная гордость поляков, которая пересилила интернациональную классовую солидарность трудящихся.

По всем признакам провал польской кампании в значительной мере определялся политическими, а не только некоторыми стратегическими просчетами, как пытался доказать Тухачевский. Было и еще одно важное обстоятельство, подчеркнутое Шапошниковым. По молодости лет и, возможно, из-за недостатка военного образования Тухачевский не продумал общий план операции. Любое крупное наступление должно иметь, как указывал Клаузевиц, высшую точку, кульминацию. Необходимо угадать, писал он, «упадет ли противник от боли причиненной ему раны или же придет в ярость, как раненый бык». Очень важно почувствовать кульминацию успешного наступления и остановиться на достигнутом, имея возможность навязать противнику свои условия для мирного соглашения.

Однако уже сама по себе чрезмерно грандиозная, если не бредовая, цель — всемирная революция — предопределила решимость Тухачевского вести наступление до тех пор, пока не покорится Польша, а то и вся Европа, охваченная победоносными пролетарскими восстаниями. Развертывание наступления шло поначалу настолько успешно, что оставалась надежда разбить деморализованного отступающего противника сравнительно слабыми силами. А дальше — взятие Варшавы и падение страны, великая слава полководцу-победителю, перед которым будет трепетать буржуазный Запад при всеобщем ликовании местного пролетариата.

Возможно, такие надежды командования Западного фронта (а также Троцкого) изложены здесь по упрощенной схеме, но, по сути, они сводились именно к этому. Перед Тухачевским стоял выбор: продолжать наступление, не дожидаясь усиления своих войск, без перегруппировки, отдыха, значительного пополнения, обеспечения всем необходимым. Или остановиться на каком-то рубеже, давая противнику опомниться, укрепить свои позиции, получить подкрепления.

Выбор, объективно говоря, непростой. Выгоды каждого из двух вариантов не очевидны. Чтобы принять верное решение, требуется тщательно, кропотливо обдумать не только детали операций, но и общеполитическую ситуацию, учесть опыт предыдущих войн.

172

Вот подтекст анализа Шапошниковым похода на Вислу. Он постоянно ссылается на сходные операции в прошлом и на мнения теоретиков. Косвенно это можно расценить как намек на определенную ущербность полководческого таланта Тухачевского, склонность последнего к авантюрным решениям. Этим скрупулезным анализом конкретных планов и действий как советских, так и польских военачальников, подсчетом наличных сил и средств, их распределением по главным направлениям Шапошников подчеркивает, что стремится на конкретном примере раскрыть основы военной стратегии и тактики, использовать ценнейший опыт прошлого для обучения и воспитания командного состава Красной Армии:

«Мы, преследуя цель, главным образом, практического изучения военного дела, а отнюдь не критики положений автора, берем на себя смелость развить изложение автором, как польского плана, так и того, что в это время происходило в тылу у белополяков». Он широко использовал материалы зарубежных специалистов, преимущественно, польских и французских, упомянул и о моральном факторе: «Широкая агитация за национальную независимость, религиозная пропаганда — все было пущено в ход белопольским командованием и буржуазными классами Польши, как в армии, так и в тылу». Сказалась вдобавок существенная поддержка со стороны Франции, оказанная Польше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее