Маршал Шапошников. Военный советник вождя

Но вот что интересно. 25 октября того же года в Ленинграде (Тухачевский был командующим этого округа) были арестованы 22 бывших офицера лейб-гвардии Семеновского полка, однополчане Тухачевского. Как сообщает С. Минаков: «Члены семей некоторых из арестованных обращались за помощью к М. Тухачевскому, но они не знали, что он сам в это время оказался под угрозой ареста». Как же так? Ведь двумя днями раньше Сталин признал его «чистым»!

Тут есть над чем задуматься. Возможно, не по наивности родственники арестованных обратились к Тухачевскому. Он встречался с этими офицерами, беседовал в их тесной компании. И он-то один

236

остался на свободе! Казалось бы, имея показания двух свидетелей, близко знавших Тухачевского и восхвалявших его, да еще арестовав группу офицеров, тесно общавшихся с ним, надо было с полным основанием взять его под стражу. По делу «Весна» прошло немало видных военных, некоторых расстреляли. Неужели на них имелись более серьезные материалы, чем на Тухачевского? Судя по имеющимся данным, вряд ли. Вот и К. Ольский в августе 1931 года был уволен из ОГПУ как распространитель слухов, будто дело о вредительстве в военном ведомстве является «дутым». Показания на Тухачевского такими не назовешь.

Не исключено, конечно, что Сталин не пожелал «выносить сор из избы», решил избежать конфликта со сторонниками Михаила Николаевича, не обострять напряженность в военной элите и т.п. Но такую версию не назовешь убедительной. И уж совершенно ясно, что, имея показания весьма серьезных арестованных военачальников, да еще подтвержденные очной ставкой, надо было отправить в «глушь», в заурядный округ никак не Шапошникова, а именно Тухачевского.

Что же могло произойти за считанные дни, чтобы из подозреваемого Тухачевский чудесным образом превратился в поощряемого, которому доверял сам Сталин (на 100 %) и которого повысили в должности?

Мне кажется, наиболее логичное объяснение: он лично «сдал» своих бывших однополчан либо еще раньше сообщил Сталину о предосудительных разговорах, которые вели с ним Какурин и Троицкий; или было и то и другое. Как бы еще в столь короткий срок он сумел убедить Сталина (не слишком наивного и доверчивого) в своей абсолютной чистоте, лояльности? И за что бы вдруг его поощрили?

Не могу, конечно, утверждать бесспорно, но все-таки есть серьезные основания предполагать, что тогда Михаил Николаевич выдал Сталину какие-то важные сведения о существовании заговора среди крупных партийных работников и военных. Этим он мог не только спасти себя от репрессий, но и попасть в зависимость от Сталина, имевшего документальное подтверждение его доносов, в частности, на однополчан (за что они или их близкие могли с ним расправиться, не говоря уже о позоре разоблачения).

Повторяю, таково предположение, хотя и правдоподобное. Оно объясняет еще одну «странность» в поведении Тухачевского: арестованный в 1937 году, он сразу же, без обиняков или хитроумных или жестких допросов, стал называть имена сообщников. Случай

237

редчайший, ибо в подобных ситуациях подследственные старались затягивать допросы, чтобы выяснить, что известно об их деятельности, кого еще арестовали, о ком следовало бы умолчать.

Тогда, в 1930 году, Тухачевский, как говорится, выразил полное раскаяние и выдал сообщников (или собеседников по антисоветским разговорам), чем заслужил прощение и поощрение. Шапошников ничего подобного не сделал. Сталин имел все основания заподозрить, что Борис Михайлович скрыл от него сведения, компрометирующие ряд «военспецов».

Действительно, такое могло быть. Но не потому, что Шапошников замышлял что-то недоброе. Просто он был уверен: дальше разговоров дело не пойдет, ни о каком заговоре речи быть не может, а потому нет необходимости сообщать Сталину о нелестных высказываний в его адрес.

Помимо всего прочего, у опалы Шапошникова был еще один подтекст, связанный с военной стратегией СССР на ближайший период. Грубо говоря, она предполагалась быть или агрессивной (Тухачевский), или мирной (Шапошников).

Немецкий полковник В. фон Бломберг в донесении своему берлинскому начальству из Москвы в августе 1928 года писал: «Существуют две версии отставки Тухачевского (с поста начальника штаба РККА. — Авт.). Согласно первой, он был сторонником превентивной войны против Польши, что не могло удовлетворить правительство; согласно второй — его политическая благонадежность была поставлена под сомнение...» (он пояснял: «общеизвестно, что он является коммунистом лишь исключительно по карьерным причинам»).

Тот же В. фон Бломберг, встречавшийся тогда же в Москве с Б. Шапошниковым, передал свои впечатления: «Выхоленный, причесанный на пробор офицер английского типа... сдержанный, представляет ту часть Красной Армии, которая стремилась избежать войны с Польшей. Он считает своей задачей и целью всего советского высшего командования мирное и систематическое строительство Красной Армии».