Смоленск нашим войскам пришлось оставить. Однако удалось изрядно измотать основные группировки врага и задержать их наступление. Это был наш первый крупный стратегический успех. «Советское командование, — писал Василевский, — получило дополнительное время, как для создания новых мощных резервов, так и для укрепления Москвы».
343
...Прошу меня простить за отступление по личным мотивам. Дело в том, что война застала меня, семилетнего мальчишку, в Смоленске. Мой отчим, Константин Алексеевич, подполковник медицинской службы, был начальником госпиталя. Немцы часто бомбили город. Мы с матерью оставались здесь до последней возможности (она верила в нашу скорую победу). Вывезли нас на военной «полуторке» — с одним чемоданом, в летней одежде. Ехали целый день. Ночевали в деревенской избе, на полу. Ночью меня разбудили голоса, топот ног. Все выбежали, и я с ними.
Вдали багровело неровное зарево. Вспыхивали отдельные огоньки. Звуки до нас не доносились. «Смоленск горит!»
В городе оставался и мой отчим. (Ему, как многим защитникам Смоленска, удалось вырваться из окружения.) Я понял: там идет бой. Только теперь мне по-настоящему стало понятно, что такое война. Пылал город, в котором я еще недавно жил. Зарево разгоралось, словно там вот-вот взойдет солнце...
Последнее яркое воспоминание о тех днях. Вечер. Вокзал Ярцево. Сижу в здании, вздрагивающем от недалеких взрывов. Звон стекол. Нарастающий пронзительный свист падающих бомб. Порой здание сотрясается, как будто живое. Я прижался к деревянной скамейке. От истощения и усталости меня бил озноб (позже, в поезде, потерял сознание). Казалось, я один на целом свете, и бомбы летят в меня. В первый и, надеюсь, в последний раз я испытал ужас...
Выжить мне удалось только потому, что нам помогли родные советские русские люди. А о том зареве над Смоленском я вспомнил 9 мая 1945 года, когда с приятелями вечером сидел на крыше дома в подмосковном Монино и смотрел на зарево салюта Победы над Москвой.
На совещании в Борисове Гудериан просил фюрера прислать ему новые танки, чтобы его танковая группа была готова 15 августа начать новое наступление. И тут Гитлер неожиданно посетовал: «Если бы я знал, что приведенные в вашей книге данные о мощи русских бронетанковых сил соответствовали действительности, я думаю, что никогда не начал бы эту войну».
Тем не менее война шла не только на полях сражений. Был у нее и незримый — информационный — фронт. Германская военная разведка продемонстрировала осведомленность: назначение нового на-
344
чальника Генерального штаба советской армии не осталось секретом для фашистов. 7 августа в радиопередаче на русском языке из Хельсинки прозвучало обращение лично к Борису Михайловичу Шапошникову. Он его не слышал, но текст ему предоставили. Неизвестный «доброжелатель» напоминал, что он, Шапошников, царский офицер, вынужденный по малодушию перейти на службу к большевикам. Якобы презирая и ненавидя их, он двадцать три года «томился раскаянием». Теперь «господин полковник» получил возможность искупить свою вину «перед совестью и историей», «обратить оружие против кремлевских заправил».
Конечно, авторы этой агитки не рассчитывали на то, что Шапошников оставит Генштаб и попытается перейти линию фронта к представителям «западной цивилизации» или попытается «убрать Сталина». Они умышленно хотели внести недоверие и разлад в работу высшего советского командования, а в результате — добиться смещения Бориса Михайловича с занимаемого поста.
Пожалуй, такова была невольная высокая оценка врагом его таланта как руководителя Генерального штаба. Действительно, вряд ли кто-нибудь другой из наших военачальников мог сравниться с Шапошниковым в знании всех аспектов работы Генштаба, умением предугадывать намерения противника и детально планировать крупные боевые операции. Очень не хотелось немецкому командованию иметь такого противника.
...Поход на Ленинград, начавшийся 8 августа, проходил с переменным успехом, но штурм города не удался. Маннергейм не спешил помочь германским союзникам. Замкнув кольцо окружения вокруг города, немецкое командование решило задушить его блокадой, а это стратегическое направление считать второстепенным. Отсюда танковая и моторизованная дивизии были передислоцированы на юг. Умело маневрируя, используя промахи советского командования (в том числе и Сталина), немцы окружили четыре армии Юго-Западного фронта в «Киевском котле».