— Дело началось в далеком семнадцатом году… — начал с самого начала излагать свое мнение маршал. Безжалостным скальпелем идущий по вывихам истории и идеологии. Сталин слушал молча и не перебивал. Лишь желваки иногда перекатывались… — а потом случилось то, что должно было случиться — государственный переворот. И, насколько я понимаю, необратимый и неизбежный. Да, капитализм — это зло, но люди устали жить одной надеждой на сказку и красивыми статистическими выкладками.
— То есть вы считаете, что коммунизм обречен? — с холодной злостью спросил Сталин.
— Если верить работам конца двадцатого века, то сама по себе идея коммунизма есть следующая стадия развития мыслей социалистов-утопистов начала девятнадцатого века. Коммунизм не обречен, он попросту невозможен, так как утопия, к которой мы столько лет стремились, положив на алтарь десятки миллионов жизней, семьдесят лет и колоссальное, просто чудовищное количество ресурсов. Самым большим шоком для меня в той жизни стало то, что уровень жизни среднего советского человека в девяностом году двадцатого века вполне находился на том же уровне, в сравнении с общемировым, что и в девяностом году девятнадцатого века. То есть получилось, что, несмотря на создание достаточно мощной армии и прочее, прочее, прочее, мы так никого обогнать и не смогли. Вообще. И одной из причин этому стало то, что доминирующая идеология себя не оправдала… Сложно построить дом, заведомо невозможный. Например, с крышей, но без стен. Ведь идея светлого будущего это, грубо говоря, концепция христианского рая, переложенная на более современный лад. Вы думаете рай можно построить на земле? Это ведь сказка. Идеал. Мираж. А мы строили. И я в том числе. Но сказку нельзя построить… В конечном итоге людям это надоело.
— Людям? Не заговорщикам? — уже более спокойно отреагировал Сталин.
— В том-то и дело, что заговорщикам ничего бы не светило, если бы народ был не готов к таким преобразованиям. Ситуация получилась строго по ленинской формуле: люди уже не хотели жить по-старому, а верхи не могли по-новому. Народ хотел, грубо говоря, джинсов и колбасы. Он устал жить по-простому, хотелось кушать вкуснее, спать мягче, ну и ярких красок побольше. Вот и вышло, что капитализм оказался единственным выходом в той ситуации. И все развалилось как карточный домик. Не успело руководство Союза вовремя осознать необходимость и характер перемен без столь радикальной смены режима. Не поняло, что нужно было уходить от крайностей к более умеренной форме. К центризму. Расширять и упорядочивать частный сектор в экономике, сооружая из него своего рода расширительный бачок, дабы народ мог при желании самовыражаться. Да и в ряде задач частный бизнес предпочтительнее, в том числе и малый. Вводить и укреплять частную собственность, без которой многим плохо спалось. Не потому, что она им была нужна, а потому что хотелось. Не перевоспитать человека. Хочется ему. Вот хоть убей, а все равно хочется. И так далее. Грубо говоря — удалять от любых радикальных воззрений, стремясь к сбалансированным взглядам как в экономике, так и в идеологии и внутренней политике. Но нет. Все пошло наоборот. Сначала в шестидесятых попытались за пару пятилеток построить коммунизм, что, как вы понимаете, абсурд. А потом, в восемьдесят пятом таки догадались о том, что натворили и всю страну уже лихорадит. Но что и как делать осознать не смогли — сказался невысокий уровень образования в среднем по руководству. Кухарка без образования толком государством править не может. Как Владимир Ильич и говорил. В итоге довольно топорно и неумело попытались внедрить отдельные элементы капитализма, но это только все усугубило. Разорвало Союз в девяносто первом на 15 государств. И это еще хорошо, что так. Могло и сильнее. Причем по окраинам бывшего Союза ярко и стремительно разгорелся застарелый национализм далеко не в самых эстетичных формах, и началась ударная деградация. Сработала старая бомба, заложенная под фундамент Империи еще в семнадцатом. В общем… если грубо, то мы сами себе оказались врагами. Хуже внешних.
— Не верю… и не хочу верить, — отреагировал Хозяин.
— Разве вам нужно мне верить? — усмехнулся Тухачевский. — Сомневаюсь. Мутный человек рассказывает какие-то контрреволюционные сказки. Может, его для этого специально и послали? Хитрость мирового империализма ведь не знает пределов.
— Вот видите. Хотя… какой смысл вам врать, если вы агент в текущем положении?