Маршал Жуков

И еще на обороте титульного листа очень мелким шрифтом напечатано: «За многолетнюю и систематическую помощь, оказанную мне в подготовке рукописи этой книги, выражаю благодарность Семеновой Клавдии Евгеньевне. Г. Жуков».

Она печатала все, что написал маршал, и вела его домашнюю канцелярию. И еще она подарила Георгию Константиновичу любящую и самоотверженную жену, потому что была матерью Галины Александровны. Очень жаль, что по каким-то соображениям во втором издании не воспроизведены слова благодарности, высказанные Жуковым в первой публикации: офицерам Военно-научного управления Генерального штаба и Института военной истории полковникам Н. Е. Терещенко, П. Я. Добровольскому. И особенно редактору АПН, далеко превысившей свои служебные обязанности и ставшей близким человеком в семье, Анне Давыдовне Миркиной. А так же «особую признательность» «за большую творческую помощь» Вадиму Герасимовичу Комолову. В жизни Комолова были сложности (я беседовал с ним, теперь уже и его нет в живых), но эти сложности не имеют отношения к тем добрым делам, за которые его благодарил маршал.

Ну что же, дорогие друзья (позвольте мне назвать вас так перед расставанием), мы вместе с Жуковым прошли долгий восьмидесятилетний жизненный путь. Некоторые годы из этой жизни связаны и с нашими судьбами. Особенно у фронтовиков. Для тех, кто встречался или не встречался с маршалом, Жуков был непререкаемо авторитетным, талантливым полководцем. Ему верили безгранично. И любили его искренно. Не все... согласен. Были у кого-то свои причины на обиды. И, может быть, они были основательны. Но кто не ошибается? И Жуков тоже не был безгрешен. Простите ему его оплошности, ибо если он их и совершил, то не злоумышленно — огрех есть огрех. Со всяким бывает. А тех, кто любил его безгранично, все же большинство, и имя им — народ. Он любил этот народ тоже безоглядно, преданно и все великие и малые дела свои вершил в его благо.

Жуков пережил Галину Александровну на полгода. Почти все эти шесть месяцев он провел в больнице. Умирал тяжело и мучительно. Будто сама природа не хотела его отпускать на тот свет. А он уже и сам не желал здесь оставаться, ничто здесь больше не удерживало, разве только милая сердцу Машенька. Две другие дочери Элла и Эра отошли, отделились от него, осуждая за развод с их матерью. Правда, окончательно, как от отца, не отреклись, поздравляли и навещали в дни рождения. Еще одну дочь Маргариту он мало знал, она росла без него, на стороне, хотя и признал ее родной дочерью в завещании. А умирал он так. (Об этом рассказал мне его лечащий врач Алексеев.) После долгих страданий, несмотря на то что врачи предпринимали все возможное, сердце маршала остановилось. Была зафиксирована клиническая смерть. Как самая крайняя мера был произведен электрошоковый удар по сердцу. Сердце заработало! Но дыхание и кровообращение не восстановились, поэтому были подключены механизмы, которые стали поддерживать искусственное кровообращение и дыхание. Сердце работало еще двадцать суток! Вот уже поистине богатырская натура. За эти дни Георгий Константинович ни разу не приходил в сознание. Только один раз открыл глаза, будто с белым светом попрощался. На двадцатый день он скончался. Это произошло 18 июня 1974 года в больничной палате на улице Грановского, напротив дома, на котором висят сегодня мемориальные доски о том, что здесь жили Буденный, Конев, Косыгин и многие другие исторические личности... Только нет по сей день доски в память четырежды Героя Советского Союза маршала Жукова Георгия Константиновича...

Человек, который был свидетелем его последнего взгляда на этот мир, последнего вздоха и последнего удара сердца, сказал мне такие слова в завершение нашей беседы.

— До последнего дня, до последних минут уже на смертном одре Жуков не потерял своей красивой внешности. Он лежал хоть и с закрытыми глазами, но с хорошим цветом лица, не осунувшийся, такой же, как и при жизни, — строгий и величественный...

Я привел этот факт поразительной жизнестойкости Жукова не для того, чтобы удивить читателей огромным запасом его человеческих сил. Главное, что за этим сокрыто — Георгий Константинович мог бы жить гораздо дольше, но ему искусственно укоротили годы, отпущенные природой. Его медленно и настойчиво убивали. И убили!

Чем отличается убиение Жукова от смертей маршалов Тухачевского, Егорова, Блюхера, Кулика и многих других репрессированных военачальников? Тем, что он не сидел в застенках? А как расценить четверть века полной изоляции? (С 1946 по 1972 год, с перерывом 1953—1957 гг.) Вспомните его слова на «допросе» у Брежнева: «никуда не хожу», «ни с кем не встречаюсь».

Его не пытали, не судили? А многочасовое публичное избиение на Военном совете (по письму Новикова), а октябрьский Пленум 1957 года и партактивы по всей стране, разве это не судилища? И наконец, само уничтожение: у репрессированных смерть личностная — выстрел в затылок и нет человека. Жукова казнили медленной смертью, его убивали двадцать пять лет.