Гляжу на бескрайнее море песка. Так непривычно видеть волны неподвижными! Они должны колыхаться, бить в берег. А тут настоящее море, огромное, только мертвое. Будто в сказке Змей Горыныч взмахнул костлявой рукой и повелел: «Замри, море!» И остановились волны вскинутыми вверх.
А иногда мне кажется, что я стал персонажем научно-фантастического романа, залетел на потухшую, безжизненную планету. Вокруг настоящие космические пейзажи. Как на Луне! Такие мысли приходят, когда я остаюсь один лицом к лицу с пустыней. А когда слушаешь рассказы об этих местах, оказывается очень удивительной эта заплатка на земном шаре величиной в несколько европейских государств.
Читают нам лекции «Край, в котором ты служишь». Страна чудес - эти Каракумы. Оказывается, у нас под ногами бесчисленные запасы нефти и газа, а над головой столько солнечной энергии, что она могла бы соперничать со всеми электростанциями страны.
Здесь все, о чем бы ни говорили, сопровождается эпитетом «самое». Самая большая в стране пустыня, самый длинный в мире Каракумский канал, самый лучший каракуль, самый жаркий район, самое богатое месторождение солей - Кара-Богаз, самая богатая кладовая газа, самые сладкие в мире дыни, самые быстрые ахалтекинские скакуны, самые страшные в мире пауки - каракурты и самые ядовитые змеи - кобры, эфы.
А климат? В декабре в течение дня можно увидеть все времена года. Ночью выпал снег - зима. Утром начало таять, побежали настоящие весенние ручьи, они слепят солнцем. Днем - лето: жара сильнее, чем в наших краях в августе. А вечером подул холодный, пронизывающий ветер, тяжелое серое небо повисло над землей, мелкий скучный дождь поглотил все - настала осень.
Интересный край. Но почему-то, когда я смотрю на бесконечные барханы, тоска гложет сердце. Не хочется разгадывать никакие тайны. Хочется в обычные, хорошо знакомые российские просторы, где колышутся поля пшеницы, шумят леса, текут тихие речки…
Вышел я из библиотеки. Слышу, где-то рядом звучит пианино. Отправляюсь на поиски. В пустом летнем клубе на сцене одинокий музыкант. Ни души рядом. Играет для себя. Играет печальное танго. Мне знакома мелодия еще по школе. Знаком и исполнитель. Это Вадим Соболевский.
Я вспоминаю обрывки фраз. Всю песню не знаю, импровизирую:
Будет ветер, туман,
Непогода и слякоть…
Вид усталых людей,
Вид угрюмой земли…
Ах, как хочется мне
Вместе с вами заплакать,
Перестаньте рыдать
Вы, мои журавли…
Гляжу на окружающую городок пустыню, казенные, похожие на бараки казармы, утоптанный до блеска солдатскими сапогами полковой двор… Тоска вкрадчивой рукой начинает сжимать мое сердце.
Да, угодили мы, хуже некуда! Действительно, хочется плакать вместе с журавлями.
Тут я почувствовал, что стою не один. Оглянулся. Рядом офицер, старший лейтенант, чистенький, затянут ремнями. Тоже слушает. Приложил палец к губам, чтоб я словом не спугнул пианиста. Долго стояли мы так. Только теперь я музыку не слушал. Пропала интимность. Мне мешал второй человек. А я ему, видно, не мешал. Офицер слушал с удовольствием. Потом глянул на часы, с сожалением качнул головой. Показал мне большой палец: здорово, мол, играет. Прежде чем уйти, спросил тихо:
– Знаете его?
– Вместе в школе учились, - с тайной гордостью ответил я. - Соболевский Вадим.
– Это хорошо. - (Я не понял, что в этом, собственно, хорошего.) Офицер мечтательно продолжал: - Скучает… О доме, о маме, о девушке.
Я смолчал. Мне думалось, что Вадим не о родителях и даже не о девушке скучает. Не было у него такой - единственной. Скучает вообще. Что-то не удовлетворяет его в жизни.
– А ваша как фамилия? - вдруг спросил офицер.
– Агеев Виктор.
– Хорошо.
Я не выдержал, улыбнулся:
– А что, собственно, хорошо?
Старший лейтенант удивленно глянул на меня: как, мол, не понимаешь такой простой вещи? И пояснил:
– Тонкий вы народ. С вами интересно… Хотите, я вас в свою роту после карантина возьму?
– Нам все равно, где служить, - набивая себе и Вадиму цену, сказал я.
– Самодеятельность отличную организуем, - продолжал горячо офицер. - Моя фамилия Шешеня, я замполит четвертой роты. - Он опять глянул на часы. - Проситесь ко мне, я тоже со своей стороны посодействую. - Он ушел.
Вадим в это время уже не играл и слышал конец разговора. Спросил меня лениво:
– Чего он хочет?
– К себе в роту зовет. Он замполит.
Глаза у Вадима чуть-чуть оживились.
– Может быть, у него полегче будет?
– Давай попробуем, - согласился я, - нам терять нечего. Хорошо бы Степана Кузнецова прихватить.
Вадим скривил губы:
– Чего ты нашел в этом вахлаке?
Я промолчал. Неприязнь у Вадима со Степаном обоюдная.