Итак, слово сыну Лаврентия Павловича. В тот день утром было запланировано заседание Президиума ЦК, вспоминает Серго Лаврентьевич, где с речью должен был выступить и Берия. Накануне он дома сказал, что намерен раскритиковать тогдашнего министра госбезопасности Игнатьева, считая, что именно министром были инспирированы так называемые мингрельское дело и дело врачей и что это было направлено против него, Берии.
Здесь я никак не могу удержаться от зуда нетерпеливости и даже вынужден буду прервать воспоминания Серго Лаврентьевича для небольшого комментария. Сын Берии говорит святую правду: действительно, к делу кремлевских врачей и мингрельскому делу его отец непричастен. Понимаю, что этим неслыханно смелым заявлением вызываю на себя огонь массового негодования и страшных обвинений, ведь почти сорок лет людям вдалбливали: именно кровавый палач Берия виновен в аресте и пытках старых профессоров, лечивших Сталина, именно по требованию Берии из них выбивали признания в зловещих замыслах умертвить вождя и его верных соратников, что должно было послужить началом новых, невиданных прежде, репрессий. Увы, исторические факты не подтверждают этого прочно усвоенного массовым сознанием обвинения-мифа. Для чего и кто запустил его в оборот, станет ясно несколько позднее, когда речь пойдет о противоборстве среди старой гвардии Сталина после его смерти.
Тех, кто все еще сомневается в непричастности Берии к аресту кремлевских врачей, адресую к такому заслуживающему доверия авторитетному источнику, как стенограмма июльского Пленума ЦК КПСС 1953 года — до недавнего времени строго секретная, недоступная для исследователей, надежно упрятанная в партийный спецхран. Пленум был посвящен исключительно одному вопросу — «делу Берии». Так вот, я внимательно изучил многие сотни страниц этого уникальнейшего документа, о допуске к которому и мечтать не могли даже крупнейшие специалисты по истории партии, и ни в одном из выступлений членов тогдашнего кремлевского ареопага, соревновавшихся друг с другом, кто больше обвинений предъявит отступнику, не обнаружил этого, казалось бы, самого выигрышного. Оно присутствовало разве что в прямолинейных обличительных речах мало осведомленных партийных секретарей с мест, далеких от тайных кремлевских интриг.
Что касается верхушки партийной и государственной власти, то из выступлений ее представителей вытекает: именно Берия настоял на опубликовании в массовой печати сообщения об освобождении незаконно арестованных врачей и о признании выдвинутых против них обвинений беспочвенными. Настоял, несмотря на яростное сопротивление других членов Политбюро. Казалось бы, если дело кремлевских врачей инспирировано самим Берией, то какой смысл добиваться ему обнародования этого эпизода, явно свидетельствующего не в его пользу?
Тогдашний секретарь ЦК КПСС Н. Н. Шаталин, как явствует из стенограммы его выступления на пленуме, даже обвинил Берию в том, что той злополучной публикацией он нанес большой урон советскому государству, партии. «Государственные, партийные интересы его, разумеется, не беспокоили, — гневно говорил отвечавший за партийные кадры секретарь ЦК, лично проверявший содержимое сейфов в кабинете арестованного Берии. «Как известно, их (врачей. —
В унисон выступил и А. А. Андреев, потребовавший, как старый чекист, вытянуть из Берии «все жилы», чтобы была ясная картина его отношений с заграницей. «Появление материалов за подписью Берии в протоколах Президиума по делу врачей, по Грузии и др., где на имя товарища Сталина бросается тень — ведь это же его дело. Он делал это сознательно, чтобы имя товарища Сталина похоронить и чтобы легче прийти к власти. Я не сомневаюсь, что под его давлением вскоре после смерти товарища Сталина вдруг исчезает в печати упоминание о товарище Сталине. Это же позор для работников печати. Раньше чересчур усердствовали, и там где нужно и не нужно вставляли имя т. Сталина, а потом вдруг исчезло имя т. Сталина. Что это такое? Я считаю, что это его рука, его влияние, он мог запутать и запугать некоторых работников печати».