Маршалы и генсеки

Андрееву вторит Тевосян: «Со смертью товарища Сталина он решил форсировать события. В этих целях, чтобы возвысить себя, свое имя, Берия начал чернить имя товарища Сталина, имя, священное для всех нас, коммунистов, для всего нашего народа. Спрашивается — для чего понадобилось ему неоднократно подчеркивать в записках МВД по делу врачей и работников Грузии, разосланных по его настоянию всем партийным организациям, что избиение арестованных производилось по прямому указанию товарища Сталина».

Возмущение Берией, который осмелился обнародовать тайны Кремля, сквозит и в других обличительных речах членов высшего партийного и государственного ареопага. К этому увлекательнейшему документу мы еще вернемся, ибо многое из того, что там предъявлялось в качестве обвинений Берии, через тридцать с небольшим лет, наоборот, ставилось в заслугу другому реформатору — Горбачеву. Увы, зигзаги истории непредсказуемы. И в этом смысле алмаатинский писатель Иван Щеголихин, безусловно, прав.

Итак, прерываем на время экскурс в архивный источник и снова обращаемся к источнику живому. О последних днях Берии свидетельствует его сын Серго Гегечкори. Напомню читателю: мы остановились на предполагаемом заседании Президиума ЦК КПСС, куда с утра отправился Лаврентий Павлович, чтобы раскритиковать тогдашнего руководителя госбезопасности за инспирирование дела врачей и мингрельского дела, направленных против Берии.

Однако, по рассказу сына, заседание Президиума почему-то отложили, и отец вернулся домой пообедать. Он всегда старался принимать пищу дома.

В полдень в кабинет Ванникова, где в тот момент находился инженер-полковник Серго Берия — в Министерстве вооружения он занимал тогда должность начальника конструкторского бюро, ему позвонил дважды Герой Советского Союза летчик-испытатель Анохин и сказал, что их дом на улице Качалова окружен армейскими частями. Шел настоящий бой. Это означало заговор против Берии и не сулило сыну ничего хорошего. Анохин предложил Серго вариант побега. Но Берия-младший ответил отказом.

Он вместе с генералом Ванниковым тотчас же отправился на улицу Качалова. Их одноэтажный дом и целый квартал по соседству были окружены солдатами. Серго показалось, что сюда направили целую дивизию — так много было вокруг военных. Бой был уже закончен, свидетельствует Берия-младший. С его отцом тогда было пятеро лучших телохранителей.

Авторитет Ванникова спас Серго от немедленного ареста. В тот же день очевидцы сказали ему, что после короткой стычки из его дома вынесли человека, накрытого брезентом. Он был или убит, или тяжело ранен. После этого Берия исчез. Ни мертвого, ни живого никто его не видел.

Вскоре Серго и его мать все же арестовали, Серго сидел в Лефортовской тюрьме, мать — на Лубянке. После 16 месяцев заключения их освободили и выслали в Свердловск. Затем разрешили жить в Киеве.

Спустя несколько лет к Серго пришел бывший секретарь ЦК ВЛКСМ Михайлов. Он был одним из членов тогдашнего состава суда, который рассматривал дело Берии. Михайлов сказал сыну Берии, что это был судебный фарс и что сидящий в темном зале человек, который говорил лишь «да» и «нет», не был Берией.

Концовка публикации была и вовсе фантастической: летом 1958 года неизвестное лицо прислало Серго Гегечкори фотоснимок, на котором был запечатлен гуляющий на одной из улиц столицы Аргентины Буэнос-Айреса… Лаврентий Павлович Берия.

Неожиданности в этом крайне запутанном деле сопровождали меня в течение всего времени работы над материалом. Без малого через сорок лет после описываемых событий вдруг заговорила вдова Берии — Нина Теймуразовна Гегечкори. Ее следы обнаружились в Киеве. Тридцать лет она была женой человека, чье имя до сих пор вспоминают со страхом. Действительно ли он был зловещей фигурой, деспотом и тираном? Или эти распространенные представления — еще одно подтверждение того, что мы и сегодня мыслим стереотипами?

Свидетельства девяностолетней вдовы представляют особый интерес еще и потому, что они плод мучительных и горьких раздумий, пришедших в период, когда люди ее возраста, итожа прожитое, как правило, не лукавят, предельно искренни и честны. Признания Нины Теймуразовны камня на камне не оставляют от сложившегося образа ее мужа.

По ее словам, они переехали в Москву в конце 1938 года, когда репрессии 37-го уже ушли в прошлое. А Берию обвиняют в этих репрессиях, не учитывая такого важного факта. Действительно, так удобнее — есть человек, на которого можно повесить все грехи. Нина Теймуразовна уверена: когда-нибудь напишут объективную историю и она все расставит по своим местам. Вот только она уже вряд ли доживет до этого дня. А молодым повезет — они доживут…