Маршалы Наполеона Бонапарта

Схватка была неслыханная! В снежной пелене огромные массы людей с обеих сторон вонзали трехгранные штыки друг в друга. Около получаса не было слышно ни пушечных, ни ружейных выстрелов: только крики и ругань резавшихся без пощады тысяч храбрецов. Солдаты падали сотнями. Груды мертвых тел загромождали центральную часть поля. А снег все не стихал.

Вскоре сам Бонапарт оказался в непосредственной опасности. Вокруг него сплошным дождем ложились вражеские снаряды и гранаты; сбитые ими ветки сыпались на голову французского императора, словно дождь; справа и слева падали замертво люди из его свиты. Редко кто из адъютантов прорывался в ставку Бонапарта. (Русская артиллерия в этом сражении по всем статьям превзошла французскую.) Наполеон стоял на том же месте, невозмутимый, спокойный. Он верил в свою судьбу: пуля для него еще не отлита. Лишь его хладнокровие удерживало солдат от бегства. Окружавшие императора пешие гвардейские роты истреблялись и тут же заменялись новыми егерями и гренадерами. Доблестные русские гвардейцы почти прорвались к его ставке. Еще чуть-чуть, и его убьют или захватят в плен… Один подогретый водкой русский гренадер был зарублен мамелюками-телохранителями у самых ног императора. Испуганные возможным пленением императора Бертье и Бесьер потянули его лошадь за уздцы. Но Наполеон наотрез отказался покидать свое место. Он бросил на грозно катящуюся к нему могучую лаву 4–6 тыс. русских гвардейских гренадер всю свою резервную кавалерию: 11 с лишним тысяч всадников Мюрата и конногвардейцев Бесьера (7 тыс. драгун, 3 тыс. егерей и 1600 кирасир).

Это была одна из величайших кавалерийских атак в истории, виртуозно запечатленная на знаменитой акварели Симеона Фора. Сам блистательный Мюрат в невероятно живописном костюме, преисполненный презрения к смерти, с хлыстом в руках, не вынимая сабли из ножен, и его многочисленная расфуфыренная свита во весь опор летели в снежной вьюге впереди своих 80 великолепно снаряженных эскадронов. Замерзшая земля звенела под десятками тысяч подков. Ни пушечный, ни ружейный огонь, ни сомкнутые ряды штыков – ничто не могло преградить французам путь. Волны набравших полный ход кирасир, драгун, конных гвардейских гренадер и егерей Дальманя, Мильо, Клейна, д’Ополя и Груши на огромных трофейных прусских лошадях врезались в центр генерала Сакена. Они все смяли, все затоптали и в бурном порыве налетели на русский резерв.

Но их напор уже ослаб: полторы тысячи лихих французских кавалеристов, в том числе д’Ополь с Дальманем, не вернулись из этой яростной атаки, и резерв остался на месте. Впервые в жизни Мюрат увидел, что против урагана его неистовых сабель можно устоять: нужно лишь умеючи выставить длинные жала трехгранных штыков, которые вспарывают животы лошадям и вышибают всадников из седел. Конница отхлынула и под прикрытием высланных им на помощь Наполеоном мамелюков вернулась назад. Звездный час французской тяжелой кавалерии закончился.

Сеча стихла.

Стих, как по команде, и снегопад.

Так кавалерия показала Наполеону, что она может быть крайне эффективна не только в разведке, прикрытии, преследовании либо фланговом маневре, но и в лобовой атаке на центр противника, особенно если ее ведет такой непревзойденный кавалерист, как Мюрат. Именно этот могучий конный контрудар если и не решил исхода сражения, то, по крайней мере, спас Бонапарта от очень больших неприятностей – возможно, от первого поражения в его военной карьере! Беннигсен так и не разглядел слабость французского центра и упустил наилучший шанс в этом кровавом бою победить поначалу уступавшего ему численно Наполеона. Но и тот не рискнул развить успех конного рейда Мюрата, бросив на затоптанный центр врага свой последний резерв – элитную, гвардейскую пехоту.

Мюрата не оказалось под Фридландом, но при Гейльсберге он так увлекся боем на саблях с вражескими драгунами, что попал в окружение, и если бы не лихой Лассаль, то эта кавалерийская рубка могла стать для него последней!

В испанской кампании Мюрат вырубает восставших мадридцев и заслуживает похвалу Бонапарта: «Я вполне доволен решительностью, проявленной вами!» Размечтавшийся Иоахим уже примеряет корону испанских Бурбонов, но ему приходится довольствоваться троном неаполитанского короля. Эта роль понравилась Мюрату, и, если бы не требования Бонапарта содержать и поставлять ему войска, а также отдать все ранее пожалованное (10 млн франков), он был бы доволен. Наполеон на этом не успокаивается и заставляет Иоахима не использовать в своей итальянской армии те же воинские звания, что и во Франции. Особенно чины бригадного и дивизионного генералов – никто не может быть ровней высшим французским офицерам! Мюрат вынужден изобретать другие наименования. Его уже нет при Ваграме – он блюдет интересы своего покровителя в Италии. К тому же Бонапарт с некоторых пор не очень доверяет зятю – до него доходят слухи об интригах Мюрата с Талейраном и Фуше, которые стремились заменить Наполеона на троне Франции более покладистым правителем.