Что же касается второй его части, то здесь надо согласиться с мнением одного из биографов Жана Батиста, писавшего о том, что после провозглашения Консульства Бернадот вел «бесконечную тайную войну против Наполеона»{49}. Иные эпизоды этой «войны» хорошо известны. Так, например, у адъютанта Бернадота был найден объемистый сверток с антиправительственными прокламациями, а один из участников заговора на жизнь первого консула, скульптор Черраки, получил от Жана Батиста 12 тыс. франков. Однако, Бернадоту не составляет большого труда оправдаться. Если его адъютант и проявил враждебность к Бонапарту и консульскому правительству, то он действовал так по собственной инициативе и Бернадот тут ни при чем. Что же до денег, выданных Черраки, так ведь то была плата скульптору за изготовленный им бюст генерала… Трудно сказать, насколько убедительными кажутся первому консулу подобные объяснения. В любом случае, стоит только возникнуть ситуации, чреватой большими переменами, имя Бернадота одним из первых «всплывает» при обсуждении создавшегося кризиса.
В канун нового 1801 г. в Париже предпринято покушение на жизнь первого консула. Взрыв «адской машины» на улице Сен-Никез с предельной ясностью ставит вопрос о судьбе диктатуры. Что если на следующий раз заговорщикам будет сопутствовать успех? Может быть, в случае гибели Бонапарта пост первого консула достанется Моро?[29] Когда кто-то высказывает в присутствии Наполеона эту мысль, он с ходу ее отвергает: «Нет, им, должно быть, станет генерал Бернадот, — говорит он в ответ на это предположение. — Подобно Антонию, он покажет возбужденной толпе окровавленную тогу Цезаря»{50}. Вместе с тем Бонапарта, очевидно, не слишком прельщает обозначенная им самим перспектива. Он не то что уже «не прочит» больше Бернадота в свои преемники, но даже отвергает, причем в довольно резкой форме, родственные поползновения Жозефа выхлопотать для Жана Батиста очередное назначение. «Время только более и более усиливало неприязнь Бонапарте к Бернадоту, — пишет Бурьенн, — можно было сказать, что по мере того, как он подвигался вперед… к самовластью, — возрастало и его негодование против человека, который отказался поддержать первые его шаги на этом отважном поприще»{51}.