Маршалы Сталина

Шел 1938 год, в армии вовсю бушевали репрессии. Провокационная возня началась и вокруг Жукова. От ареста его спас неожиданный вызов в Москву и назначение командиром 57-го особого корпуса, дислоцированного на территории Монголии, а затем командующим 1-й армейской группой. В районе реки Халхин-Гол в августе — сентябре 1939 г. ведомые им войска разгромили главные силы 6-й японской армии. «Я до сих пор люблю эту операцию», — много позднее говорил Георгий Константинович писателю К.М. Симонову, и в устах человека, закончившего в Берлине куда более масштабную войну с фашистской Германией, это звучало особенно выразительно.

В июне 1940 г. генерал армии Жуков стал командующим войсками Киевского особого военного округа, а уже в январе 1941 г. — начальником Генерального штаба РККА. На этом посту он острее многих других чувствовал приближение войны с Германией. Знал, что ее уже не предотвратить, что она будет страшно тяжелой, и с горечью убеждался, как много времени, необходимого для подготовки к отражению агрессии, было упущено. В первой половине февраля 1941 г. ему пришлось докладывать наркому обороны маршалу С.К. Тимошенко о недостатках в организации и боевой готовности войск Красной Армии, о состоянии мобилизационных запасов. Вывод руководителя Генштаба был неутешителен: оборона страны находилась в неудовлетворительном состоянии, особенно учитывая опасность большого количества немецких войск в Восточной Пруссии, Польше и на Балканах, и требовались срочные меры по выправлению положения.

Жуков искал для этого любые пути. К 15 мая 1941 г. по его указанию были подготовлены «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза». «Считаю необходимым, — говорилось в документе, — ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие войск»^{96}.

Историки по-разному оценивают это предложение начальника Генштаба о нанесении упреждающего удара по изготовившейся к нападению фашистской орде. Готова ли была Красная Армия? Принесло бы это успех или нет?

В любом случае, когда нарком обороны Тимошенко и Жуков прибыли с проектом директивы к Сталину, тот ответил категорическим отказом. «Вы что, хотите столкнуть нас с Германией?» — заявил вождь и порекомендовал впредь такие записки «для прокурора» не писать.

Дальше была война… Ее начало наши войска встретили, увы, на положении мирного времени. Всякие попытки руководства Наркоматом обороны заранее отмобилизовать и привести войска приграничных округов в боевую готовность наталкивались на жесткий отказ Сталина. Именно вождь в первую очередь повинен в огромных жертвах, понесенных Красной Армией и списанных на «внезапность нападения». Но свою долю ответственности несет и Жуков. Как начальник Генштаба, он был обязан заранее предусмотреть порядок оповещения о переводе войск на оперативную готовность № 1 и определить условные сигналы. А поскольку этого сделано не было, то последкие мирные, самые дорогие часы (директива № 1 наркома обороны, предупреждавшая о возможности германской агрессии, была подписана поздно вечером 21 июня 1941 г.) ушли не на практическую изготовку к нападению врага, а на длительные и трудоемкие процедуры подготовки текста директивы, ее шифрования и расшифровки на местах.

Сухопутные командиры не очень любят сравнения с Военно-Морским Флотом, но факты говорят сами за себя: благодаря мерам, заблаговременно принятым наркомом ВМФ адмиралом Н.Г. Кузнецовым и Главным морским штабом, сигнал на немедленный переход на оперативную готовность № 1 был передан по телефону в штабы флотов в течение нескольких минут, понят там, как надо, и без промедления принят к исполнению. Для передачи же директивы наркома обороны № 1 в войска западных округов Генштабу потребовалось несколько часов. Времени не хватило, так что к моменту нашествия текст директивы не был известен даже в штабах некоторых армий.

Под воздействием крайне неудачного, катастрофического начала войны недоверие Сталина к профессиональным военным лишь усилилось. Жукову не раз приходилось чувствовать всю силу его несправедливого гнева.

Через месяц после начала войны в ходе очередного доклада начальник Генштаба внес, бесспорно, тяжелое, но диктовавшееся обстановкой предложение оставить Киев, чтобы уберечь от окружения силы Юго-Западного фронта, а затем высказал мысль о возможности нанесения контрудара по ельнинскому выступу немцев на западном направлении. Лишь только прозвучало это предложение, как Верховный Главнокомандующий крайне нервно отреагировал:

— Какие там еще контрудары, что за чепуха? Опыт по казал, что наши войска не умеют наступать…

На слова Жукова: “Если вы считаете, что я, как начальник Генерального штаба, способен только чепуху молоть, тогда мне здесь делать нечего”, последовало:

— Вы не горячитесь. А впрочем… Мы без Ленина обо шлись, а без вас тем более обойдемся…»^{97}.