Марсиане

Но каким–то чудом все устроилось: и через ромашовскую тетку удалось втиснуться без очереди во Дворец, и как–то договорились со столовой, разобрались с деньгами и все купили, что нужно, чтобы все было как у людей.

И вот наступил день свадьбы, и он вошел в Сашу, опустошая ее своей тишиной. И не нужно было никуда бежать, ни о чем не надо договариваться — все было сделано.

И, одевшись, она ждала Ромашова, но тот где–то задерживался.

Ромашов застрял в лифте, между вторым и третьим этажами, и когда Саше сказали об этом соседи, слышавшие ромашовский крик на лестничной клетке, она заплакала. Случилось самое страшное — что–то злое опять вмешивалось в ее судьбу… Не зря, значит, всю ночь мучил ее старый сон, что будто в Нью–Йорке, среди небоскребов, ищет она кинотеатр «Аврора» и не может найти, хотя точно знает, что кинотеатр этот рядом. И уже под утро она обратилась с этим вопросом к пожилому мужчине, но тот только пожал плечами:

— Не знаю, девушка. Это, наверное, в рабочем квартале где–нибудь… Название такое пролетарское… Нет, не знаю…

И, как всегда, на этих словах Саша проснулась и теперь, вспомнив про сон, испугалась — Нью–Йорк всегда снился перед большими неприятностями…

Может быть, и сорвалась бы свадьба — Саша в слезах, в свадебном белом платье лежала на тахте, а в лифте уже и крики смолкли, — если бы не находчивые свидетели… Они разыскали лифтера, который мирно выпивал с приятелями, и убедили его, несмотря на выходной день, выручить за бутылку водки застрявшего в лифте жениха…

И все устроилось благополучно, и они все–таки успели во Дворец, но что–то уже сломалось в свадьбе, и не радовала она ни Сашу, ни Ромашова…

Что ж…

Жизнь вариантна, пока не прожита, пока не стала судьбой.

Осенью у Ромашова родилась дочка, и жить стало совсем уютно и просто. По вечерам он сидел в туалете и читал сочинение доктора Спока.

Спокойно было…

А еще Ромашов устроился в заочную аспирантуру. Он сам не знал, зачем ему надо учиться, но жена посоветовала, и он учился, старательно сдавал минимумы и писал диссертацию.

В тот вечер Ромашов как раз и собирался идти к своему руководителю. Он сидел напротив Саши и пил чай. Дочка спала, и эти редкие минуты были особенно дороги Саше тишиной и покоем.

— Подвинься, — сказала она, — мне не видно, что суп делает…

Ромашов передвинулся и из–за шуршащей газеты взглянул на жену — лицо ее было ровным и далеким.

— Ты по пути в магазин забеги, — попросила она. — У нас чаю нету… Возьми пачку…

— Ладно, — сказал Ромашов, складывая газету. — Знаешь, у нашего–то начальника жена двойню родила.

— Да? — удивилась Саша. — У них ведь были уже дети.

— Мальчик, — сказал Ромашов, допивая чай.

Он встал. Пора было идти.

— Чай не забудь купить, — Саша тоже встала.

— Ладно, морковка, — Ромашов легко щелкнул ее. — Куплю…

— Сам ты свекла, — ответила Саша и, засмеявшись, пошла к плите — суп кипел.

7. Последний поезд. Продолжение

И снова поезд стоял. Уже начало светлеть небо между верхушками сосен, и легкий, прозрачный туман застилал разъезд. Несколько подростков стояли возле поезда и курили.

— Курите, — укоризненно проговорил лысый мужчина, — с таких лет уже папироску сосете…

— Курим, — угреватый парень невнятно выругался.

— Эх ты! — сказал мужчина. — Скоро и водку пить будешь.

— Уже пью, — сказал парень и снова выругался.

— Я и говорю, — обрадовался мужчина, — пить будешь, матюгаться, а мужика с тебя не выйдет. Так и останешься рахитом.

— Да брось ты, дед, — вздохнул парень. — Брось душу травить, и так все внутрях сгнило. Сифилисом болен…

— Во, идеология! — мужчина повернулся за поддержкой к Ромашову.

— Идеология что надо, — сказал парень. — Сам–то, отец, что? Уже не можешь?

— Почему это не могу? — возмутился мужчина. — Я грудь колесом, во! Я и сейчас еще аккуратный мужчина или дед, кто там…

— Эх, отец, — сказал угреватый паренек, — это от легкой жизни ты, отец, так сохранился…

— Э–э–э! — лысый махнул рукой, — чего с вами говорить…

Он ссутулился и ушел в вагон.

— Вот… — снова выругался угреватый и сплюнул. — Лезут в душу… А чего лезть?

— Как в поезде живем, — сказал стоявший рядом, — едем и не знаем куда, — он почесал затылок, — позабыл… Да и хрен с им! Все равно худо…

Скоро поезд остановился совсем. Утром он должен был пойти обратно. Свет погасили, и темнота внезапно наполнилась смутными словами — таких, как Ромашов и Саша, в поезде было много.

Дремота охватила Ромашова, и сквозь полусон он различал голоса, они наплывали друг на друга, мешались мужские и женские…

— Коль, а Коль… Не спи…

— Иди к нам, Коля…

— Давай деда вырубим, смотрит, гад, очком играет…

— А Галя где? Где Галя?

Наверное, он все–таки заснул, потому что приснился ему удивительный сон.

Где–то далеко было…

Компания — несколько длинноногих девиц и какой–то парень ехали в чем–то похожем на коляску. Все шутили, смеялись и ели вишню. Внутри ягод вместо косточек — для сюрприза — был сувенирный значок.