Марсиане

Он похлопал Павла по плечу и исчез за ярко–желтыми громадами новых станков, а Павел остался один и задумался, куда же и в самом деле податься летом, но тут его потащили разбираться, почему не отгружены шатуны. Павел разобрался. Шатуны отгрузили. Но снова возникло еще более спешное дело — работы у сменного мастера не хватает, тем более в конце года. И в беготне, в хлопотах позабылись мысли об отдыхе. Снова возникли они, когда Павел увидел график отпусков: против его фамилии стоял июнь. В первое мгновение Павел даже растерялся: кто же это в июне копает картошку? Потом вспомнил, что уже нет тещи, нет картошки, понял это и снова ощутил в себе странную пустоту.

И так Павел прожил зиму, прожил весну, стараясь не думать об отпуске, тем более, что жена перешла на другую работу и летний отпуск у нее пропал. Но все как–то устраивалось. В начале июня отправили в пионерлагерь детей, и когда табельщица спросила, с какого числа оформлять Павлу отпуск, он только пожал плечами:

— Не знаю…

— А кто знает?

— Ну, когда–нибудь оформляйте!

И, наверное, скорее всего и просидел бы Павел весь месяц в городе, но в завкоме образовалась горящая путевка и предцехкома снова возник из–за ярко–желтых станков.

— Тебе ж ехать некуда! — наугад закричал он и обрадовался, когда понял, что не ошибся. — Так бери, бери путевку. Не думай. Места там…

И он сладко зажмурился, пытаясь представить себе те места.

— В дом отдыха я еду, хлопцы! — похвастался Павел, когда в обеденный перерыв уселся вместе с ремонтниками за домино.

— В дом отдыха? — переспросил бригадир, рассматривая зажатые в огромные ладони костяшки. — С женой?

— Один…

— А не загуляешь? — бригадиру не везло в этой партии и он хмурился.

— А что?! — выставляя двоечный дубль, вмешался в разговор Сергей — пустоватый, несерьезный парень. — Там, знаете, какие бабочки? — Он положил руку на плечо Павла. — Ты не теряйся, Павел Сергеевич, главное…

В любой другой ситуации Павел не постеснялся бы скинуть со своего плеча прилипчивую ладонь, но сейчас только насильственно улыбнулся.

— Уж как–нибудь… — стараясь, чтобы голос его звучал развязнее, промямлил он и тут же покраснел, как всегда краснел, когда ему приходилось говорить или делать не то, что он хотел говорить или делать. Все заметили, что он покраснел, и Павел, сообразив это, с сожалением подумал, что вот не умеет он, как Сергей, не может… И покраснел еще сильнее...

И снова выручил Сергей. Он — «Рыба!» — выставил двойку с другого конца и, швырнув оставшуюся костяшку на стол, встал.

— А что? — маслянисто блестя глазами, проговорил он. — Там же все запросто. Я прошлым летом такую любовь в доме отдыха закрутил, что и не знал потом, как уехать… Там главное — не теряться!

— Ты не потеряешься… — сердито буркнул проигравший бригадир, — Только и умеешь, ребят стругать.

— А чего? — Сергей захохотал. — Тоже не последнее дело.

— Ну, шабаш! — бригадир встал и натянул кепку. — Пошли мантулить, хлопцы!

Загремели скамейки, бригада поднялась. Люди здесь были серьезные, они шли на работу, и уже вряд ли кто помнил об этом пустом разговоре. Работа есть работа, и в хлопотах, среди невесть откуда навалившихся дел позабыл о своей неловкости и Павел.

Снова об этом разговоре он вспомнил уже в электричке… Летели за окнами рощи, в разрывах зелени открывалась даль полей — там, в синеватых сумерках словно бы загустевшего воздуха, мелькали, как неясные видения, какие–то поселки, деревни… Вагон, битком набитый в начале пути, опустел, сквознячком выдуло городскую духоту, и Павел понял вдруг, что он весь год только об этом и мечтал, чтобы ехать вот так в поезде, ехать неведомо куда. Как раз в этот момент включили в вагоне освещение, и Павел столкнулся глазами с молодой женщиной, что сидела через несколько сидений напротив него. Женщина сразу опустила глаза, внимательно разглаживая какую–то складку на голубеньком платье, но Павлу показалось, что она усмехнулась, и он торопливо оглянулся назад — в вагоне, кроме них, никого не было. Павел пожал плечами и снова уставился в окно. Но пейзаж как–то потух — глазам уже не хватало света. Неожиданно Павел подумал, что, может быть, женщина тоже едет в дом отдыха, и тут же, вспомнив тот разговор за партией в домино, непоправимо, безудержно покраснел. Промелькнули за окном перечеркивающие речную ширь балки, колеса простучали по мосту, электричка затормозила у платформы и, задрожав, стихла, а Павел все еще сидел неподвижно и не смел поднять голову. Щелкнули опущенные токосниматели, и свет в вагонах погас. Только тогда Павел подхватил чемоданчик и вышел на платформу. Остановился, соображая: куда идти.

— Вам не в дом отдыха? — раздался за его спиной голос.

Павел обернулся и увидел свою спутницу.

— Ага… А вам тоже?

— Автобуса, наверное, не будет, — сказала женщина, словно не услышала вопроса. — Заезд вчера кончился… А сегодня… Сегодня рейсовым добираться придется. От остановки еще километра два по лесу…

Она говорила, словно сомневалась, ехать или не ехать… И выражение ее лица, главное, то, как она взглянула на Павла, показалось ему очень знакомым.