Марсиане

— Пойду! — сказал он, пересиливая себя. — Я вас снаружи на ключ закрою…

«Зачем? Зачем он говорит так? Не надо так, не надо! Так не получится ничего… Иначе… Ну, пожалуйста, иначе… Не так…» — лихорадочно запрыгало в Ольгиной голове.

— Зачем ключом? — пытаясь улыбнуться и свести все на шутку, спросила она. — Мы…

Слова застряли в ее горле — она увидела злое и бледное лицо Евгения Александровича.

— Зачем? — переспросил тот, распаляясь. — Чтобы не продинамила, вот зачем… А то вино сосешь, а как до дела, так и динамо крутить, да? — Евгений Александрович брезгливо поморщился. — Де–шев–ка!

И он нехорошо засмеялся.

Ольга, словно се ударили, инстинктивно потянулась к Павлу. Он, только он и мог сейчас исправить все.

— Пашенька! Что он говорит? — все еще надеясь на что–то, умоляюще закричала она. — Ну, скажи: он смеется, да? Ну, зачем он смеется так?!

— Слушай ты, дешевка! — угрожающе раздался за спиной голос Евгения Александровича. — Ты мне не води парня за нос…

Ольга побледнела. Но — нет! — не его голос испугал ее. С ужасом смотрела она на лицо Павла, на котором ничего не было, кроме похотливой ухмылки…

Отшатнувшись, Ольга вскочила. Глаза ее были широко раскрыты.

— За что? — одними губами, слова трудно шли из нее, прошептала она. — За что так?! Что я тебе сделала, кургузенький, что ты так, а?

Слезы закапали из ее глаз, но ей уже было все равно, ладонью — сверху вниз — она ударила Павла по лицу, по этой безвольной, похотливой ухмылке и выбежала из комнаты.

Павел вскочил. Этот удар словно бы отрезвил его. На мгновение хмельная темнота рассеялась, и снова стыдом пронзило Павла.

— Серега! — закричал Евгений Александрович. — Не трусь, Серега! Сейчас мы догоним ее! — Он схватил Павла под локоть и вытащил его из комнаты. — Давай! Шуруй по аллее, а я напрямик, по лесу, перехвачу, если ты не догонишь.

Ольга сидела на скамейке, сразу за поворотом аллеи и плакала. Павел увидел ее, и ему захотелось бежать куда угодно, чтобы только не видеть, как жалобно вздрагивают ее плечи. Вся решимость куда–то пропала, и он осторожно опустился на скамейку.

— Ну, что ты так, а? — растерянно спросил он. — Ну, вот… Нашла на что обижаться…

Ольга повернула к нему заплаканное лицо.

— Все! — закричала она. — Все такие! Что хотят от меня? Скажите: что–о?! Никто не говорит, а я все сделаю, только скажите что–о!

Она почти кричала, и Павел не знал, как ее успокоить. Он вытащил из кармана слипшиеся в комок конфеты и совал их в Ольгины руки.

— На! На! — голос его срывался. — Давай ешь, чего плакать–то… Ешь лучше…

Он как–то быстро протрезвел, и чужая, рвущаяся рядом боль жгла его. Ясно, до боли в глазах ясно видел теперь, что он наделал. Еще в комнате Евгения Александровича он злился, что она обманула его, что специально притворялась такой доверчивой и беззащитной там, в лесу, чтобы он мог выпятить грудь, думая, что охраняет ее, а на самом деле… Он думал так в комнате, и этот обман злил его, но сейчас подыскалось совсем другое объяснение. Ведь это–то умение сделать своего спутника сильным, это и была та радость, которую она пыталась подарить ему, а он, он затоптал эту радость…

Ольга еще кричала что–то, а потом неожиданно обхватила Павла руками за шею и уткнулась ему в грудь…

Уже давно кончились танцы и последние парочки разбрелись по всей территории дома отдыха, когда Павел подошел к корпусу, в котором жил.

На крылечке сидел Евгений Александрович и сосредоточенно настраивал приемник.

— Ну, — спросил он. — Догнал?

— Догнал… — хмуро ответил Павел.

— Что, опять продинамила? — голос Евгения Александровича был злым.

— Тебе–то какое дело! — ответил Павел и хотел пройти мимо, но Евгений Александрович схватил его за рукав.

— Ты куда?

— Спать! — Павел рывком высвободил руку и прошел в свою комнату. Евгений Александрович вошел следом за ним.

— У тебя выпить есть что–нибудь? — как ни в чем не бывало спросил он.

— Нет! — Павел стащил с себя пиджак и швырнул его на спинку стула.

— Что ж ты так? — в голосе Евгения Александровича послышалась обида. — Я стараюсь для тебя, а ты вином меня даже угостить не хочешь…

Павел чувствовал, если он начнет говорить, то опять сорвется. Он хлопнул дверью и вышел на улицу. Все, что только можно сделать плохого, этот человек уже сделал. В одной рубашке Павел быстро озяб, и пришлось вернуться назад.

Евгений Александрович, развалившись, сидел на стуле, а рядом, на полу, лежал пиджак Павла. Павел ничего не сказал. Подняв пиджак и встряхнув его, хотел уже повесить на вешалку, но что–то остановило его. Он сунул руку в карман. Он точно помнил, что там лежала последняя пятерка, что оставалась у него, кроме НЗ, который Павел пока и не вытаскивал из чемодана. Но сейчас пятерки в кармане уже не было. Павел быстро осмотрел и другие карманы, но и они были пусты.

— Что? — спросил за спиною Евгений Александрович. — Деньги потерял?

— Потерял! — резко ответил Павел, вспоминая, что он, подходя к крыльцу своего корпуса, останавливался, чтобы закурить, и, отыскивая спички в кармане, доставал и пятерку.

— Она небось и вытащила… С–сука…

— Она?! — обернувшись, переспросил Павел. — А не ты?