Марсианин. Третья часть (СИ)

Карман Владимир Георгиевич Марсианин. Третья часть

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава первая

Ооста Тариастн Барку мерным, тяжелым шагом пересек мощенный прессованным песчаником дворик. Камень под шаркающими ступнями был тепл и шершав, словно язык гомакота. Уже вступив на крыльцо башенной лестницы, краем глаза увидел, как проскользнула в тени навеса служанка с тускло блеснувшим кувшином в руках, и не разобрал, кто - Тарту или Каритана. Это раздосадовало его: Ооста гордился тем, что его женщины не походили одна на другую ни статью, ни походкой. Оказывается, ошибался. Со смущенной душой он поднимался вверх, не испытывая обычного томного наслаждения. Наверное, оттого, что не мог сосредоточиться на высоком, а, ступая по этим ступеням, надлежало думать о высоком, ибо они вели к небу. Почти автоматически, что не подобало гранду, пусть и развенчанному, он совершал обряд созерцания в окна, не в силах заставить себя испытать наслаждение от ощущения высоты и прибавления простора. На площадку башни Ооста вышел без радостного волнения, которое обычно наполняло его по мере возвышения по лестнице, и которое он неизменно испытывал ежеутрене. И только здесь, наедине с небом, наконец отвлекся от смущавшего его чувства недовольства.

Восток уже заливала яркая зелень. Ооста встал за вырезанный из звенящего металла столик и вознес руки, наложив ладони на теплую гладь небосвода и обратив взгляд на восход. Он знал, что сейчас в этот момент на каждой из нескольких сотен башен в этой же позе и с этими же чувствами стоят в ожидании светила все старейшины древнего народа Капуратоков. Одинаково знатные, одинаково древние и одинаково высокомерные, связанные меж собой лишь этим древним ритуалом...

Хрустальный звон пронесся в небесах. Ооста ощутил его отзвуки и принял в себя священное колебание небес. Откликаясь небу, прорезонировали сотни башенных алтарей, запел свою песню и их родовой Кируоб. Ооста спустился с лесенки, приставленной к ограждению верхней площадки башенки и, возложил на него ладони и тот час ощутил биение, которое вызвало в теле, ощущение пьянящей радости, ликования и счастья жизни. Такое чувство он испытывал теперь лишь здесь. Сегодня его не смущало даже то, что для выполнения ритуала приходилось пользоваться лесенкой. То ли башня за долгое время существования осела, то ли небо поднялось выше, но теперь достать его, стоя на площадке, уже невозможно.

Ослепительно желтый диск солнца выполз из-за горизонта и словно вспыхнула, засверкала красноватым отливом пустыня, сгустилась зелень оазисов и садов, раскинувшихся вокруг фамильных башен. Заиграли желтыми отблесками полоски поспевающего маиса. Он добросовестно произнес все сакральные формулы, смысла которых уже давно никто не понимал, ударил в металлическую мембрану алтаря мягким молоточком на резной длинной рукояти и медленно начал спускаться, осторожно ставя на стертый камень босые ноги. Длинный балахон с потертой полой волочился за ним, подметая ступени.

Перед тем, как выйти во двор, Ооста на мгновенье остановился, еще более выпрямившись и натянувшись. Левая рука привычно легла на грудь, правая на рукоять кинжала, прячущего свое остро отточенное каменное жало в украшенном самоцветами кожаном свитке. Он сделал маленький шажок-нажание, скрипнул рычаг под ногой, нехитрый механизм отпустил дверь, и она отворилась. Домочадцы в смиренных позах приветствовали его возгласами: "Да будет славен господин, подаривший нам еще один день!" Жена, отделившись от группы людей, подошла к нему и, опустившись на колено, надела на растоптанные ступни шитые песчаным жемчугом туфли.