Но вот завтрак завершен, и после ритуального омовения рук и передачи короны и мантии брату Ооста прошел в маленькую дверь и, спустившись по ступеням в подвал, очутился в полумраке мастерской. Его уже ждали здесь Маоти, Ауллин и молчаливая Келла. Увидев господина, Маоти и Ауллин встрепенулись и ожили. Маоти опустила голову и, явно волнуясь, но не открыто, а, как бы борясь с собой, бросала из под густых ресниц короткие влажные взгляды, Ауллин наоборот смотрела откровенно зовуще, прямо в глаза и улыбалась особой смелой, сводящей с ума улыбкой, которая заставляла учащенно биться сердце. И даже Келла попыталась изобразить на своем лице радость и очарование, правда, ничего кроме пошловатой гримасы разбитной девицы у нее не вышло. Но от нее многого и не требовалось... Она никогда не покинет пределов дома. А вот затейницей Ауллин Моорот-Ю будет доволен... Он-то обрадуется, обрадуется ли Ауллин, - усмехнулся Ооста. Знать бы, что у них там в голове... Неужели совсем ничего?
Нет, сегодня он не собирался тратить время на утоление потребностей тела. Жестом отослав их прочь, подошел к бассейну. В глубине его среди мелких моросящих брызг, скрывалась, она.
- Лиудау,- позвал он негромко. - Вчера он научил ее откликаться на имя. И тот час же она вышла из голубоватого полумрака. Капельки воды светились на ее необычайно светлой коже, влажные волосы прилипли к шее и щекам. Он подал ей руку, чтобы помочь выбраться из фонтана. Она взглянула испуганно, и взгляд этот пронзил Ооста сердце. Это был взгляд той Лиудау, которая повторилась в этом его творении. Кажется, самом лучшем.
Хороша она была или нет, Ооста не знал. Тело ее было непривычно округло, волосы светлы, пропорции необычны, однако он старался передать все, как помнил: именно такая она и волновала его, именно эти отклонения старался припомнить и воспроизвести он наиболее точно. И вот теперь обнаженная, вялая, словно только что проснувшаяся, стояла она посреди мастерской, а он придирчиво осматривал ее. Какую по счету? Сколько было их, неудачных попыток повторить образец. И вот, кажется, получилось. Тому доказательством его волнение. Ведь именно так играла его кровь, когда он увидел ту, Лиудау - приведенную им из мира туннелей. Он кликнул Келлу и велел коротко:
- Поводи ее.
Келла взяла Лиудау за руку и повела во двор. Выводить новую женщину было ее делом. Она выводила их всех, потому что была первой. Воинов выводил Коут-Я. Воинов должны были выводить человек. Он смотрел им вслед. Было что сравнивать.
Например походки. Келла шла неуклюже, перевалисто, крепко и основательно прижимаясь ступнями к земле, Лиудау - совсем другое дело. Конечно же, движения ее были неточны, она ступала неуверенно, но то была неуверенность живой женщины, ослабевшей после болезни. В ее движениях было столько тонкостей, за которыми угадывалась и слабость мышц, и головокружение, и усталость. Просто она еще не проснулось. В ней было все, что впоследствии само, без обучения и тренировок найдет свое место. Ее не надо будет учить: умение придет из глубин тела, когда оно окончательно проснется. И тот час же произошло одно из таких маленьких пробуждений. На пороге Лиудау вдруг замерла и отшатнулась от проема двери, инстинктивно прикрывая руками пах. Вот оно! Такого еще не было. Келла коряво, в два приема, повернулась и схватила ее за руку. Но та вырвалась и отпрянула от двери. Растерянно оглянулась и посмотрела на Ооста, словно ища у него поддержки. Их взгляды встретились: он не мог ошибиться. Она не просто смотрела на него, не просто фиксировала его взглядом - она его видела. Это был взгляд по-человечески содержательный, взгляд не имитирующий осмысленность, а действительно осмысленный. Он был таким же, как у настоящей Лиудау, когда она очнулась у него в мастерской.