Марсианин: Цандер. Опыт биографии

Ракетчиков критикуют подчас совершенно незаслуженно. Так, в «Известиях» от 13 июня 1924 года попало Роберту Годдарду, который объявил в газете «Нью-Йорк геральд», что 4 июля он отправит ракету на Луну. Циолковский тоже считал, что сообщения из США — это газетная «утка». «Предприятие Годдарда под каким-нибудь предлогом будет отложено, — писал он. — Его ракета не поднимется и на 500 верст. И ни в коем случае не попадет на Луну без управителя. Эта задача трудна даже для теории. Мой долг — заранее высказаться». И Циолковский, и «Известия» правильно сделали, что одернули американца. Но под горячую руку досталось и нашим энтузиастам, которых в известинской заметке называли «отечественными Сирано де Бержераками», хотя обидного здесь ничего не было: знаменитый французский поэт XVII века действительно был первым, кто описал фантастический полет на Луну многоступенчатого ракетного корабля. Заканчивалась эта заметка и вовсе безграмотно. Анонимный автор заметки в «Известиях» утверждал, что движение Луны столь сложно, что попасть в нее вообще нельзя. «Не говорим уже о других трудностях, — продолжал он, — например, с одной стороны, учеными высказываются вообще сомнения в возможности отдачи, то есть ракеты, в безвоздушном пространстве, а с другой стороны, наука далеко не установила еще, где кончается наша атмосфера и начинается безвоздушное пространство…»

Представляете, каково было Цандеру читать такое?

Заявление Годдарда, хоть и было газетной «уткой», сыграло и свою положительную роль: возрос интерес к проблемам космонавтики. Все только и говорили о лунной ракете, спорили о том, будет ли видна вспышка, когда ракета ударится о Луну, и вообще, сможет ли она пролететь 400 тысяч километров. Общество изучения межпланетных сообщений решило, что всякие нелепицы и слухи следует пресечь, и Крамаров попросил Цандера подготовить лекцию для участия в диспуте «Полет на другие миры».

Диспут состоялся 1 октября 1924 года в большой аудитории физического института МГУ. Народу собралось так много, что на улицу Герцена был послан милицейский наряд для наведения порядка. Люди стояли в проходах и у дверей аудитории. Открыл диспут приехавший из Ленинграда член совета Общества мироведения В. В. Шаронов — будущий известный советский астроном, тогда продолжавший еще учебу в ЛГУ после службы в Красной Армии.

— Я имел возможность только дать обзор путей разрешения тайн мироздания, — вспоминал потом Всеволод Васильевич, — тогда как выступавший вслед за мной молодой ученый и талантливый инженер Цандер сделал интереснейшее сообщение об изобретенном им корабле для полета в мировое пространство и убедительно показал преимущество его проекта над проектами Оберта в Германии и Годдарда в США.

Успех диспута был столь велик, что 4 и 5 октября состоялось его повторение. «С каким вниманием и волнением присутствующие слушали доклад Цандера! — вспоминал будущий сотрудник Фридриха Артуровича в ГИРД Александр Иванович Полярный. — Указав на заслуги К. Э. Циолковского, докладчик развернул перед слушателями программу завоевания межпланетного пространства, показывал схемы аппаратов, давал соответствующие расчеты. Он как бы приблизил к слушателям будущее — полеты в космос».

Обидно и печально, что ни одно выступление Цандера не было записано, хотя к тому времени уже существовала звукозаписывающая аппаратура. Не существует и кинокадров, где можно было бы увидеть Фридриха Артуровича. Дело не в том, ЧТО он говорил. Это мы как раз знаем. Дело в том, КАК он это говорил. «В этом человеке, — писал Г. М. Крамаров, — великолепно сочетался мечтатель, способный уноситься в бескрайние области фантазии, и талантливый инженер-практик, всю свою жизнь отдавший делу подготовки космических полетов… На всех, кому довелось лично знать Ф. А. Цандера, производила неизгладимое впечатление его целеустремленность. Он жил одной мыслью, был весь проникнут ею, только на ней сосредоточены были все его стремления. Эта мысль — мечта о межпланетных полетах». Один сотрудник ГИРД, работавший с Фридрихом Артуровичем, сказал много лет спустя:

— Цандер говорил о космическом полете так, как будто у него в кармане лежали ключи от ворот космодрома…

Не меньший интерес, чем диспут в МГУ, вызвала состоявшаяся три года спустя Первая мировая выставка межпланетных аппаратов и механизмов. Открылась она на Тверской, в доме № 68, где располагался тогда клуб АИИЗ — «Ассоциации изобретателей инвентистов», «внеклассовой, аполитичной ассоциации космополитов», как они сами себя называли.