Она внезапно поднялась с места:
– Если ты позавтракал, то давай прогуляемся.
Торби поднялся из-за стола, и они побрели по дорожкам сада, наблюдая снегопад, прислушиваясь к завыванию ветра над куполом. Леда привела его в укромный, далекий от дома уголок, скрытый кустами, и присела на валун.
– Отличное место для разговора с глазу на глаз.
– Здесь?
– Когда в саду установили подслушивающие устройства, я отыскала местечко, где могла целоваться, не опасаясь папочкиных соглядатаев.
Торби удивился:
– Ты что, серьезно?
– Разве ты не понимаешь, что тебя записывают везде, кроме горнолыжных склонов?
– Я даже не думал… И мне это не нравится.
– А кому это может понравиться? Но это обычная мера предосторожности, ведь речь идет о такой важной персоне, как Радбек. И ты не должен ругать за это папочку. Мне пришлось потратить несколько кредитов, чтобы узнать, что сад прослушивается далеко не так тщательно, как ему кажется. И если тебе есть что сказать и ты не хочешь, чтобы тебя подслушал папочка, то говори сейчас. Он об этом никогда не узнает. Обещаю тебе.
Торби помедлил, внимательно осматриваясь вокруг. Он решил, что если где-нибудь поблизости установлен микрофон, то он должен быть замаскирован под цветок… что было вполне возможно.
– Пожалуй, стоит подождать до лыжной прогулки.
– Расслабься, дорогой. Если ты мне доверяешь, то уж поверь, что это место вполне безопасно.
– Ну ладно. – Торби заговорил, выплескивая накопившееся в его душе раздражение… Он поделился подозрениями в том, что дядя Джек ставит ему палки в колеса, чтобы не отдавать власть. Леда слушала его с серьезным видом. – Ну вот. Скажешь, что я сумасшедший?
– Тор, – произнесла она, – ты не догадываешься, что папочка меня тебе подсовывает?
– Что?
– Не понимаю, как ты этого до сих пор не заметил. Только если ты совершенно… Наверное, так оно и есть. Но это чистая правда. Это один из тех браков по расчету, который все окружающие восприняли бы «на ура» – все, кроме тех двоих, кто имеет к нему самое прямое отношение.
Услышав столь удивительное утверждение, Торби разом забыл о своих тревогах:
– Ты хочешь сказать, что… ну, что ты… – Он окончательно смутился и замолчал.
– О господи, дорогой ты мой! Если бы я собиралась так поступить, разве стала бы я говорить об этом с тобой? Признаюсь: перед тем как ты появился здесь, я обещала папочке обдумать такую возможность. Однако ты не обращал на меня внимания, а я слишком горда, чтобы проявлять в таких условиях настойчивость, даже если от этого зависело бы процветание Радбеков. Так что там насчет доверенностей, которые оставили Марта и Крейтон и которые папочка не желает тебе показывать?
– Да, мне их не показывают, а я не собираюсь подписывать документы, пока их не увижу.
– А если покажут, ты подпишешь?
– Ну… может быть, и подпишу. Но я хотел бы знать, какие распоряжения оставили мои родители.
– Не понимаю, почему папочка отказывается выполнить столь естественное пожелание. Разве что… – Леда нахмурилась.
– Разве «что»?
– Как насчет твоей доли? Тебе ее передали?
– Какой доли?
– Да твоей же! Ты знаешь, какой долей владею я. Когда я родилась, Радбек передал ее мне – я имею в виду твоего дедушку. Вероятно, тебе предназначалось примерно вдвое больше, поскольку ты должен был стать настоящим Радбеком.
– У меня ничего нет.
Леда мрачно кивнула:
– Вот одна из причин, почему папочка и судья не желают показывать тебе документы. Наши личные доли ни от кого не зависят, они только наши, и по достижении совершеннолетия мы можем делать с ними все, что нам заблагорассудится. Твои родители голосовали твоими акциями, так же как папочка до сих пор голосует моими. Однако сейчас никакие доверенности в отношении твоих акций, которые были подписаны в прошлом, не имеют законной силы. Ты можешь потребовать свою долю, и им придется либо выполнить твое пожелание, либо пристрелить тебя. – Леда покачала головой. – Нет, конечно, убивать тебя не станут. В общем-то, мой отец во многих отношениях совсем не плохой человек.
– Я и не считал его плохим.
– Я не люблю его, но восхищаюсь им. Но если разобраться, я – Радбек, а он – нет. Глупо, не правда ли? В сущности, в нас, Радбеках, ничего особенного нет; мы лишь скуповатые, прижимистые крестьяне. Но и меня кое-что беспокоит. Помнишь Джоэла Делакруа?
– Тот самый парень, который хотел поговорить со мной наедине?
– Верно. Так вот, он больше здесь не работает.
– И что же?
– Разве ты не знал, что Джоэл был восходящей звездой в инженерном отделе «Галактических»? Официально объявлено, что Джоэл нашел себе другое место. Он сам говорит, что его уволили за попытку переговорить с тобой за их спиной. – Леда нахмурилась. – И я не знала, чему верить. Теперь я верю Джоэлу. Так что же ты собираешься делать, Тор, – поднять лапки кверху или доказать, что ты в самом деле Радбек из Радбека?
Торби пожевал губу:
– Я бы хотел вернуться в гвардию и выкинуть из головы всю эту суету. Мне всегда хотелось узнать, что это такое – быть богатым. И вот я стал им и понял, что это – сплошная головная боль.
– Так ты все бросаешь? – В ее голосе промелькнуло презрение.